Азиатская модель управления. Удачи и провалы самого динамичного региона в мире - Джо Стадвелл

Политика финансового сектора Японии в золотые годы его развития – где-то между 1950 и 1980 гг. – контролировала финансовые институты и в целом была вполне консервативной. Переучет векселей Центральным банком держал национальные банки в подвешенном состоянии, но этого было недостаточно, чтобы поднимать инфляцию до высокого уровня. Кроме того, объемы иностранных займов были невелики, а процентные ставки, хотя и были ниже, чем в других индустриально развитых странах, оставались постоянно позитивными.

Совершенно иначе обстояло дело в Южной Корее, где осуществлялся форсированный и, на взгляд многих тогдашних экспертов, безумный подход к управлению финансами. Вопреки критике, Южная Корея продемонстрировала лучше, чем любая иная страна в Восточной Азии, что до тех пор, пока средства вкладываются в приобретение новых технологий, а экспортная дисциплина устанавливает планку качества продукции, государство может нарушать финансовые правила приличия.

В 1970-х гг. Пак Чон Хи прибег к финансовым хитростям, чтобы обеспечить развитие тяжелой и химической индустрии, но в конце концов мультимиллиардные долларовые инвестиции прекрасно окупились. Наоборот, правительства нескольких стран Юго-Восточной Азии продемонстрировали, что в отсутствие правильного подхода к сельскому хозяйству и обрабатывающей промышленности любая форма финансового послабления способна пустить под откос всю экономику.

Дирижистский стиль управления финансовым сектором в Южной Корее в течение быстрой фазы его развития был задан Пак Чон Хи, когда он ренационализировал банки. А приватизированы они были по настоянию советников из американской Федеральной резервной системы в 1957 г. теми самыми бизнесменами, которых Пак в 1961 г. подверг временному аресту{408}. Правительственный контроль плюс неусыпное внимание к финансовым нуждам индустриализации тяжелой промышленности сложились у Пака в идею о том, как надо правильно управлять финансовой системой.

В 1962 г. новый закон о Bank of Korea, по сути, передал управление Центральным банком непосредственно в руки Министерства финансов. После чего Bank of Korea использовал переучет векселей, пролонгированных вновь национализированными банками, для осуществления ежедневного контроля над их кредитной деятельностью, точно так же, как это происходило в Японии. Отличие заключалось лишь в том, что финансовая политика в Южной Корее был куда более агрессивной. Переучет векселей по экспортным займам был абсолютно неограниченным. Другими словами, любой банк, который ссужал деньги на поддержку экспорта, что подтверждалось аккредитивом от иностранного покупателя, получал почти столько же денег обратно из Центрального банка, с тем чтобы еще больше расширить свой кредитный портфель. Был введен также неограниченный переучет векселей для ссуд по страховому полису, предоставлявшихся для поддержки различных проектов, одобренных правительством.

Разумеется, из-за выпуска новых денег переучет векселей имеет свойство вызывать инфляцию. Однако правительство Пака, которому никогда не приходилось сталкиваться с такой же высокой инфляцией, что была в Японии перед 1949 г., или с такой же гиперинфляцией, что была в Китае в 1946–1950 гг., гораздо меньше волновалось по поводу роста цен, чем правительства других стран. Так что банкам было велено кредитовать южнокорейские фирмы до тех пор, пока они подчинялись генеральному плану развития и могли продавать свои товары на внешнем рынке. В контексте такого финансирования экспорт в 1960-х прирастал в среднем на 40 % в год, а в 1970-х – более чем на 25 % в год. Соответственно, доля экспорта в ВВП страны выросла с 3,4 % в 1960 г. до 35 % в 1980-х. Тем временем инфляция вырастала в среднем на 15–20 % ежегодно{409}.

Финансирование привилегированных заемщиков было не только обильным, но и, по сути, безвозмездным или обходилось крайне дешево. Самые дешевые займы предназначались экспортерам – в типичном случае реальная процентная ставка составляла от –10 до –20 %. До тех пор, пока такие экспортеры могли повышать цены на свою продукцию в ответ на внутреннюю инфляцию, государство, в сущности, платило им за займы. Другие привилегированные индустриальные проекты, которые еще не могли приносить доходы от экспорта, также получали малозатратные кредиты.

Все это неизбежно означало, что проценты, выплачиваемые банками по депозитам, были минимальными или просто нулевыми. Тем не менее деньги в банках водились. В частности, там хранились сбережения расчетливого южнокорейского правительства. Там же находился оборотный капитал крупного бизнеса, поскольку это являлось обязательным условием для получения выгодных займов. Часть семейных сбережений и активов малого бизнеса также попадала на хранение в банки, хотя условия вкладчикам предлагались невыгодные, поскольку это была единственная официально доступная система вкладов. Остальная порция частных сбережений попадала в нелегальные, но не преследуемые государством небанковские финансовые учреждения и в руки индивидуальных кредиторов, составлявших черный рынок.

С 1974 по 1980 гг., на самом пике индустриализации тяжелой и химической промышленности в Южной Корее, реальная ставка заимствования в банковской системе составляла в среднем –6,7 %, в то время как на черном рынке она в среднем равнялась +18,5 %. Займы со стороны банковской системы были зарезервированы для фирм-экспортеров и для крупных фирм, возглавлявших процесс технологического обучения. О роли чиновничьего надзора говорит 221 тип льготных кредитов перед завершением индустриализации тяжелой промышленности. Так сформировалась двухуровневая система – любой бизнес, который не мог получить финансирование в официальной банковской системе, вынужден был идти на черный рынок{410}.