Антоний и Клеопатра - Колин Маккалоу

— В обмен на официальные бумаги, подписанные и с твоей печатью как триумвира, отвечающего за Восток.

— Когда я получу золото — и сосчитаю его, — ты получишь бумаги. Печать Рима плюс моя печать триумвира. Я даже поставлю мою личную печать.

— Этого достаточно. Утром я пошлю быстрого курьера в Мемфис.

— Мемфис?

— Это быстрее, поверь мне.

После этого они не знали, что делать дальше. Она приехала, чтобы получить, что сможет, а получила больше, чем надеялась. Он очень нуждался в ее силе и руководстве, но ничего не получил. Физическая связь была непрочной, а духовная вообще отсутствовала. Молчание затянулось. Они смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Потом Антоний вздохнул и заговорил:

— Ты совсем меня не любишь. Ты приехала в Антиохию, как любая другая женщина, — за покупками.

— Это правда. Я приехала, чтобы получить долю, полагающуюся Цезариону, — ответила Клеопатра. Ее глаза снова стали человеческими, даже немного печальными. — Но я, наверное, люблю тебя. Если бы не любила, то по-другому решала бы свои проблемы. Ты этого не понимаешь, но я пощадила тебя.

— Оградите меня, боги, от Клеопатры, которая меня не пощадит!

— Ты плакал, а это для тебя означает, что я превратила тебя в женщину. Но никто не может этого сделать, Антоний, кроме тебя самого. Пока Цезарион не вырос — по крайней мере еще лет десять, — Египту нужен мужчина, а я знаю только одно имя — Марк Антоний. Ты не слабый человек, но у тебя нет цели. Я вижу это так же ясно, как это, наверное, увидел Фонтей.

Антоний нахмурился.

— Фонтей? Вы обменивались мнениями?

— Конечно нет. Просто я чувствовала, что он беспокоится о тебе. Теперь я понимаю почему. Ты не любишь Рим, как любил его Цезарь. И соперник твой в Риме на двадцать лет моложе тебя. Если он не умрет преждевременно, он переживет тебя. А я не вижу Октавиана рано умершим, несмотря на его астму. Убийство? Идеальное решение, если его можно осуществить. Но это невозможно. С Агриппой и германской охраной он неуязвим. Чтобы Октавиан, как Цезарь, отпустил своих ликторов? Никогда, даже если ему на золотом блюде преподнесут голову Секста Помпея. Если бы ты был старше, тебе было бы проще, но двадцати лет разницы недостаточно, хотя и много. Октавиану в этом году исполняется двадцать шесть. Мои агенты говорят, что он возмужал, исчезла юношеская неловкость. Тебе сорок шесть, а мне исполнилось тридцать два. По возрасту мы больше подходим друг другу, и я хочу вернуть Египту его прежнюю силу. В отличие от Парфянского царства Египет относится к Нашему морю. С тобой как моим супругом, Антоний, подумай, чего мы сможем достигнуть за десять лет!

Осуществимо ли то, что она предлагает? Она не предложила ему Рим, но Рим и так ускользает от него, как кольца дыма в ароматизированном восточном воздухе. Да, он был смущен, но не до такой степени, чтобы не понимать, что она предлагает и каковы будут последствия. Его влияние на сторонников в Риме слабеет. Ушел Поллион, и Вентидий, и Саллюст, все большие военачальники, кроме Агенобарба. Сколько еще он сможет надеяться на семьсот сенаторов-клиентов, если не будет часто и надолго приезжать в Рим? Стоит ли это усилий? Какие еще нужны усилия, если Клеопатра не любит его? Не будучи рациональным человеком, он не мог понять, что она сделала с ним. Он только понимал, что любит ее. С того дня, как она приехала в Антиохию, он потерпел поражение, и это была загадка, недоступная его уму.

Клеопатра снова заговорила:

— Из-за необходимости нанести поражение Сексту Помпею пройдет несколько лет, прежде чем Октавиан и Рим будут в состоянии взглянуть, что же происходит на Востоке. Сенат — это сборище кудахчущих старых куриц, неспособных отнять правление у Октавиана — или у тебя. Лепида я не принимаю во внимание.

Она соскользнула со своего ложа и пересела к Антонию, прижавшись щекой к его мускулистой руке.

— Я не за бунт, Антоний, — сказала она мягким, вкрадчивым голосом. — Вовсе нет. Я только говорю, что вместе со мной ты сможешь сделать Восток лучше и сильнее. Разве это навредит Риму? Разве это унизит Рим? Наоборот. К примеру, это помешает подняться другим Митридатам и Тигранам.

— Клеопатра, я не раздумывая стал бы твоим супругом, если бы мог поверить, что хоть отчасти это предложение продиктовано твоим отношением ко мне. Неужели все только ради Цезариона? — спросил он, щекоча губами ее плечо. — В последнее время я понял, что, прежде чем я умру, я хочу стоять в полный рост под яркими лучами солнца — и никакой тени за мной. Ни Рима, ни Цезариона. Я хочу закончить свою жизнь как Марк Антоний, не римлянин и не египтянин. Я хочу быть неповторимым. Я хочу быть Антонием Великим. А этого ты мне не предлагаешь.

— Но я предлагаю тебе именно величие! Конечно, ты не можешь быть египтянином. Это невозможно. Если ты римлянин, только ты можешь от этого отречься. Это просто кожа, которую так же легко скинуть, как змея скидывает свою. — Губы ее коснулись его лица. — Антоний, я тебя понимаю, поверь. Ты хочешь превзойти Юлия Цезаря, а это значит, надо завоевать новые страны. Но парфяне — это чуждый тебе мир. Повернись к западу, не иди дальше на восток. Цезарь никогда по-настоящему не покорял Рим — он подчинялся Риму. Антоний может получить звание Великий, только завоевав Рим.

Это был только первый раунд борьбы, которая продолжалась до марта, когда в Антиохии наступила весна. Титаническая борьба, проходившая во тьме сложных эмоций, в тишине неозвученных сомнений и недоверия. Полная секретность. Агенобарб, Попликола, Фонтей, Фурний, Сосий и любой другой римлянин в Антиохии не должны были догадаться, что Антоний навсегда и без права собирать дань продал территории, которые принадлежат Риму и отданы царям-клиентам в обмен на право собирать дань. Если они догадаются, в Риме возникнут такие волнения, что Антония могут заковать в цепи, посадить на корабль и отправить в Рим. Переданные Клеопатре территории должны казаться переданными бескорыстно, пока власть Антония не станет сильнее. Итак, общественность знала одно, и только Антоний и Клеопатра знали, что дело обстоит совсем по-другому. Для римлян это были обычные переговоры с целью получить золото для финансирования армии. Когда он станет непобедимым на Востоке, уже не будет иметь значения, кто что знает. Она пыталась убедить Цезаря сделаться царем Рима. Ей это не удалось. Антоний более податливый материал, особенно в его теперешнем состоянии ума. А Восток нуждается в сильном царе. Кто лучше римлянина, знающего законы и умеющего управлять, не подверженного капризам и не устраивающего казни? Антоний Великий превратит Восток в нечто столь грозное, что сможет бороться с Римом за мировое господство. Об этом мечтала Клеопатра, хорошо сознавая, что пройдут годы, прежде чем она сможет сокрушить Антония Великого в пользу Цезариона, царя царей.

Антонию удалось обмануть своих коллег. Агенобарб и Попликола засвидетельствовали документы Клеопатры, даже не читая, смеясь над ее легковерием. Так много золота!

Но существовал еще более серьезный конфликт, о котором Антоний никому не мог сказать. Царица была категорически против парфянской кампании, против того, чтобы ее золото финансировало эту кампанию. Она совершенно не хотела, чтобы в результате атак парфян его армия сильно поредела и не смогла сделать то, на что она рассчитывала: пойти войной против Рима и Октавиана. Свои планы она не раскрывала Антонию, но постоянно держала в голове. Цезарион должен править миром Антония, а также Египтом и Востоком. И ничто, даже Марк Антоний, этому не помешает.