Серебристая бухта - Джоджо Мойес

И она подставила лицо ближе к сильно увеличенной фотографии, чтобы мы сами смогли в этом убедиться. Мы с Майком посмотрели друг на друга и хором сказали:

– Лиза.

Мы не знали, как ей об этом сказать. Как сообщить эту новость. Лиза находилась в море, а новость была такая громадная и потрясающая, что просто передать ее по радио нельзя. Но мы сидеть дома и ждать ее возвращения тоже не могли. В результате я одолжила катер у Сэма Грейди. С Майком – Ханна на носу, я у румпеля – мы вышли из залива и направились к Брейк-Ноус-Айленду. Бриз был слабеньким, море спокойное. Очень скоро к нам присоединилась стая дельфинов, их веселые прыжки перекликались с нашим настроением. Ханна свесилась через борт, смеялась и кричала:

– Они знают! Они пришли, потому что они знают!

И впервые я не стала ее одергивать. Кто я такая, чтобы говорить, будто мне известно, как устроена жизнь? Кто я такая, чтобы говорить, будто животные знают меньше меня? В тот момент я поняла, что меня уже ничего не удивит.

Вот и Лиза. Она стояла у штурвала, рядом – Милли. Лодка была полная, в основном тайванцы. Туристы заинтересовались нашим появлением, некоторые свесились через борт, некоторые еще держали в руках камеры. Как только они увидели у нас в кильватере дельфинов, сразу захлопали как сумасшедшие.

Заметив нас, Лиза пошла в нашу сторону. Солнце было у нее за спиной, и поэтому ее волосы, казалось, горели.

– Что случилось? – крикнула она, когда мы встали борт к борту.

Она даже не стала ругать Ханну за то, что та была без спасательного жилета. Увидев нас троих в маленьком катере, она, кончено, сразу поняла, что мы вышли в море не просто так.

Я посмотрела на Майка, он кивнул в ответ, и я начала кричать, но ничего не получилось, потому что я начала захлебываться слезами. Голос у меня сорвался. Только после нескольких попыток и при помощи клетчатого носового платка, который передал мне Майк, я смогла наконец четко произносить слова.

– Лиза, она жива! Летти жива!

Лиза перевела взгляд с меня на Майка, потом снова посмотрела на меня. Две чайки сделали круг у нас над головами и закричали, как будто передразнивая мой крик.

– Это правда! Летти жива! Сестра Майка видела ее. Она действительно жива.

Я помахала фотографией, которую успел распечатать Майк, но ветер захлестнул ее вокруг моей руки, да и Лиза была слишком далеко, чтобы ее разглядеть.

– Зачем ты это говоришь? – надтреснутым от боли голосом спросила Лиза.

Она оглянулась и посмотрела на пассажиров, которые внимательно наблюдали за происходящим.

– О чем ты говоришь?

С трудом удерживая равновесие, я развернула распечатанную фотографию и подняла ее над головой. Я держала ее двумя руками, как плакат.

– Смотри! – крикнула я. – Смотри! Они тебя обманули! Эти сволочи тебя обманули! Она не погибла в аварии. Летти жива, и она едет домой.

Туристы притихли, кое-кто из тайванцев, наверное почувствовав грандиозность происходящего, начал хлопать в ладоши. Мы смотрели на нее снизу вверх и ждали, наши лица светились от радости. А потом чайки, покричав, улетели куда-то, а Лиза на секунду взглянула на небо и рухнула без чувств на палубу.

Майк сказал, что до этого даже не понимал, как сильно любит свою сестру. За три часа разговора, пока Лиза, все еще бледная после шока, сидела, прижавшись к Майку, Моника рассказала ему, как она встретилась со Стивеном Вилье. Встретилась она с этим гадом в его офисе. Там с чашечкой чая в руке она поведала ему о том, что работает над историей об уважаемом в обществе советнике, который, чтобы расстаться со своей женщиной, наврал ей, что их дочь погибла. Этот советник систематически избивал женщину, пока она не стала опасаться за свою жизнь. У этой женщины есть фотографии побоев, и они заверены доктором. Да, тут Моника присочинила, но она сказала, что к тому времени у нее уже поднялось давление от злости на этого Вилье и она просто решила, что стоит подстраховаться. Мне нравилось слушать Монику Дормер.

Больше всего поразило ее то, что этот Вилье быстро сдался. Он слушал не перебивая, а потом спросил:

– Что вы хотите?

Он, видите ли, был женат, и у него были два маленьких сына. Когда Моника сказала ему, что Летти все равно узнает правду о том, что он сделал, ей показалось по его голосу, что он уже давно ждал этого разговора. Они заключили сделку: ребенок возвращается к матери и все это остается семейным делом. Вилье как-то слишком уж быстро согласился, и у Моники создалось впечатление, что у него не самая счастливая семья на свете.

И наконец, лучшая часть рассказа. Он знал, где жила Лиза все эти годы. Возможно, узнал благодаря своим связям в полиции или нанял частного детектива. Ирония была в том, что этот Вилье хотел, чтобы Лиза была подальше от него, не меньше, чем этого хотела Лиза. Он признался, что это его мать решила сказать Лизе, будто ее ребенок умер. Отчасти потому, что они еще не знали, выживет ли Летти, ну и из злости, конечно. Лиза исчезла, и они решили, что все правильно сделали, потому что это оказался самый легкий способ избавиться от нее. Она была непредсказуема и поэтому являлась угрозой для его карьеры и препятствием для заключения брака с элегантной брюнеткой по имени Дебора. И они получили то, что хотели. По словам Моники, Вилье чувствовал себя немного пристыженным. Желая оставаться в роли мужчины, который еще способен контролировать ситуацию, он заявил, что хочет, чтобы у него был «надлежащий доступ». На что Моника ответила, что его доступ будет целиком зависеть от желания его дочери.

На следующий день в компании адвоката и детского психолога, ведь сестра Майка никогда не имела дела с детьми и поэтому немного боялась, они пришли в его дом и сказали Летти, что она едет на каникулы. Все прошло быстро. Мы потом волновались, что слишком уж быстро. Учитывая, какой шок испытала девочка, узнав, что мама никогда ее не бросала. Моника призналась (а Майк сказал, что это совсем на нее не похоже), что, пока они не уехали из этого дома, она все время боялась, что Вилье передумают.

Летти предстояло осознать, что в ее жизни было очень много лжи и секретов. Но Моника сказала, что она смелая и умная девочка и хотела узнать о своей семье все. У них там уже была ночь, и Летти уложили спать, но утром, то есть когда у нас будет вечер, Моника позвонит нам и впервые после пяти лет разлуки Лиза сможет поговорить со своей девочкой. Со своей младшей дочерью, с ее воскресшей из мертвых малышкой.

Я выпустила Милли погулять последний раз перед сном и заметила в Музее китобоев свет. Догадаться, кто туда зашел, было несложно. Музей я никогда не запирала, там не было ничего ценного, на что могли бы позариться воры, да и Милли облаяла бы любого чужака.

Лиза и Ханна наверху разговаривали по телефону, это был личный разговор, поэтому я прихватила пару бутылок пива и пошла в музей. Наверное, он чувствовал себя так же, как и я, то есть немного лишним. Это было время Ханны и Лизы. Мы могли радоваться вместе с ними, даже плакать от радости, но на самом деле, не зная Летти, мы не могли почувствовать и тысячной доли того, что чувствовали они. Находиться в доме, пока они разговаривают, было как-то неловко, как будто навязываешься или подслушиваешь влюбленных.