Меня зовут Виктор Крид. - Михаил Француз

та была достаточно скована. Видимо моё присутствие давило на неё. Немудрено, учитывая мои габариты, общую звероватость и отсутствие четкого понимания, чего именно от меня ждать. Подозреваю, папочку с информацией на меня ей полистать перед заданием дали, а там уж я точно не Розовый Пони, говорящий о дружбе и какающий радугой. Зверств я творил во время войны в немецком тылу предостаточно, особенно, когда приходилось видеть “развлечения” гитлеровцев с населением захваченных территорий. Да и вообще, у меня в тот период времени было перманентное состояние снесённой крыши.

А товарищи из разведки и НКВД наверняка хотя бы треть моих художеств подробно задокументировать и подшить сумели.

Когда мы уже ехали по самому городу, я увидел стоящих на тротуаре женщину с сыном. Обычная женщина, обычный мальчик лет десяти на вид. Они стояли возле автомата с газированной водой и утоляли жажду.

– Остановите здесь, – тронул я за плечо водителя. Получилось, что на переднем сиденье рядом с молчаливым и непредставленным нам водителем сидела Наташа, а мы с Брюсом разместились на задних. Водитель беспрекословно выполнил эту просьбу. – Наташа, у вас с собой “корочка” есть? – спросил я у нее по-русски.

– “Корочка”? – удивилась она.

– “Корочка”, “Ксива”, “Мандат”, “Удостоверение”? - терпеливо перечислил я синонимы, надеясь, что хоть один из них окажется ей понятен. – Что-то, чем можно успокоить разволновавшегося и испуганного обывателя?

– Удостоверение капитана КГБ подойдет? – достала она небольшой бордовый прямоугольник классической советской “ксивы” и продемонстрировала мне.

– Должно, – пожал плечами я и вышел из машины. Направился прямо к мальчишке и, остановившись за шаг от него, опустился на корточки.

– Привет, парень, – сказал я ему. – Вкусная газировка? – мальчик недоуменно и немного испуганно на меня захлопал глазами. Но его испуг ничто, в сравнении с испугом его матери. Вполне ее понимаю: останавливается рядом с ней, средь белого дня, черная официального вида волга, вываливается из нее двухметровый шкафообразный звероватый иностранец, если судить по одежде, и пристает к сыну со странными вопросами. Ужас! И как на зло - ни одного милиционера рядом.

Романова быстро сообразила, что предыдущие вопросы мои были не просто так, по-этому оббежала машину и поспешила к нам. Дойдя до женщины, она аккуратно показала ей раскрытое удостоверение и что-то быстро зашептала на ухо. Мальчик посмотрел на побледневшую маму, та ободряюще ему кивнула и вымученно улыбнулась.

– Вкусная, – ответил он. – Хотите? – протянул мне стакан он.

– Спасибо, – умиленно улыбнулся я ему. – Ты лучше сам пей, я потом себе полный стакан куплю: видишь, я какой большой? Мне много надо. У тебя столько нет. Тебя как зовут? – а храбрый парень - улыбочка-то у меня та еще, не для слабонервных.

– Федя, – ответил он.

– А меня Виктор. А лет тебе сколько, Фёдор?

– Осенью одиннадцать будет, – с долей гордости ответил он.

– Большой какой уже, – пощелкал я языком. – А в кино ты ходишь, Федь?

– Хожу, – ответил он.

– От как хорошо! - восхитился я. – А с Брюсом Ли смотрел фильм какой-нибудь? Они у вас не запрещены, надеюсь? – повернулся я к Наташе.

– Нет. Одно время было такое решение в ЦК, но Иосиф Виссарионович лично его отменил. Три месяца назад. Так что сейчас они на восходе популярности, – развернуто пояснила она, словно всамделешный гид важному иностранцу. Федя согласно кивнул.

– Хорошие фильмы, – авторитетно заявил он.

– А с живым Брюсом Ли хочешь познакомиться? – подмигнул я парню.

– Конечно, хочу, – загорелись глаза у парня. А в глазах его матери начало проступать облегчение: всего лишь знаменитого иностранного актера по Москве возят, а он решил с прохожим поговорить. Может ведь у него быть такая прихоть? Зато понятно, откуда капитан КГБ. А верзила - видимо переводчик. Дело житейское, жареным не пахнет, можно успокоиться и даже несмело улыбнуться.

– Брюс, иди к нам, – махнул я рукой и громко позвал его по-английски. Тот себя ждать не заставил. Вылез из машины и подошел к нам. Федя восхищенно уставился на героя кинофильмов, во плоти представшего перед нами. – Брюс, это Федя. Он видел твои фильмы и хотел бы с тобой познакомиться.

– Очень рад, – вежливо поклонился мальчику и его матери китаец. – А разве в Союзе показывают мои фильмы? – чуть удивленно посмотрел на меня он.

– Показывают, - утвердительно кивнул я ему, не вдаваясь в подробности, после чего повернулся опять к мальчику и перешел на русский.

– Федь, а тебе нравится, как Брюс дерётся в этих фильмах?

– Да! Он такой классный! А как он того парня ногой, с разворота, в прыжке…

– А ты сам так ногой с разворота можешь? – спросил его я, хитро улыбаясь.

– Ну, не точно так, как он, но могу, – чуть замялся мальчик.

– А покажешь Мастеру Брюсу? Представь, потом в школе сможешь рассказать, что не только видел самого Брюса Ли, но и дрался с ним! - от избытка чувств парень не нашел слов, а только согласно кивнул. Эх, даже завидно. Мне бы такую встречу в моем детстве! Но, к сожелению, когда я “там” родился, Брюс уже не первый год, как был мертв.

– Брюс, – обратился я к китайцу по-английски. – Федя видел твои фильмы, восхищается тобой. Он учился выполнять твой удар ногой с разворота и хотел бы показать его тебе. Попытайся его отбить, только будь серьёзен, не оскорбляй парня пренебрежением. Он, пусть маленький еще, но воин!

– Хорошо, Виктор, я буду серьёзен, – кивнул мне Брюс и встал в стойку.

– Ну что, Федь, покажи ему свой лучший удар! Только в полную силу, ты же не хочешь опозориться? – сказал я мальчику. Тот сдвинул брови и серьезно кивнул. Потом встал напротив Брюса и кивнул. Потом принял боевую стойку… ну, так, как он её понимал. Затем громко крикнул, подражая самому Брюсу из фильмов, подпрыгнул больше чем на метр с места вверх и с разворота впечатал ногу в жёсткий блок китайца.

Брюс устоял, но на три шага вынужден был отступить-отскочить, гася энергию удара, настолько силен он оказался. А я опустил заранее приготовленный фотоаппарат.

Брюс глубоко и очень-очень уважительно, причем искренне уважительно, поклонился Феде, выполнив приветствие кунг фу. Мальчик, чуть замешкавшись, повторил его жест, как сумел, но очень