Первый блицкриг, август 1914 - Барбара Такман

Он извинялся за то, что отзывал Людендорфа в момент решающих действий, «которые, дай Бог, будут окончательными», но жертва была «неминуемой».

«Конечно, Вы не будете нести ответственности за то, что уже произошло на Востоке, но с Вашей энергией Вы можете предотвратить худшее».

Через пятнадцать минут Людендорф выехал на том же автомобиле из штаба. По пути он проехал через Вавр, который «только накануне, когда я проезжал его, был мирным городом. Теперь он горел. Здесь жители тоже стреляли в наших солдат».

В шесть часов вечера Людендорф прибыл в Кобленц. В течение трех часов он получил сведения об обстановке на Востоке, был принят Мольтке, «выглядевшим очень усталым», и кайзером, который был «очень спокоен», но глубоко задет вторжением в Восточную Пруссию. Людендорф отдал несколько приказов 8-й армии и в девять часов вечера отбыл специальным поездом на Восточный фронт. Приказы, которые он отдал, содержали, помимо распоряжения Хоффману и Грюнерту встретить его в Мариенбурге, указания корпусу Франсуа отправиться по железной дороге на поддержку XX корпуса Шольца на юге, корпусам Макензена и фон Белова завершить отрыв от противника, отдыхать и переформироваться в течение двадцать третьего августа. Фактически это были приказы Хоффмана, олицетворявшие идеал германской военной академии, в которой все слушатели, получившие задачу, давали одинаковый ответ. Возможно также, что Людендорф видел телеграфную копию приказа Хоффмана.

Пока они ехали через Бельгию, капитан из штаба сообщил Людендорфу, что в качестве командующего 8-й армией Генеральный штаб выбрал отставного генерала, но еще не было известно, согласится ли он на это назначение. Его имя было Пауль фон Бенкендорф унд Гинденбург. Людендорф не знал его. Позднее, перед отъездом из Кобленца, ему сообщили, что генерал фон Гинденбург принял назначение и сядет в поезд в Ганновере в четыре часа утра.

Решив вопрос с начальником штаба, Генеральный штаб стал подыскивать командующего армией. Людендорф, как все признавали, был человеком незаурядных способностей, но чтобы «комплект был полным, нужен был настоящий «фон». Перебрали имена всех отставных командиров корпуса, и тут фон Штейн вспомнил, что накануне войны он получил письмо от бывшего товарища, «Не забудь меня, если окажется, что где-то нужен командир» — и сообщавшее, что его автор еще «крепок». Как раз тот, кто нужен. Он происходил из старой юнкерской семьи, жившей в Пруссии столетия. Служил в Генеральном штабе у Шлиффена, прошел все ступени до начальника штаба корпуса и ушел в отставку в 1911 году в возрасте шестидесяти пяти лет. Через два месяца ему будет шестьдесят восемь, но он был не старше Клюка, Бюлова и Хаузена, трех генералов правого крыла. Теперь на востоке, после паники Притвица, был нужен человек без нервов, а Гинденбург был известен абсолютной невозмутимостью. Мольтке одобрил, кайзер дал свое согласие. Отставному генералу была направлена телеграмма.

Гинденбург был дома в Ганновере, когда в три часа дня пришла телеграмма, спрашивавшая, примет ли он «немедленное назначение». Он ответил: «Я готов». Вторая телеграмма предписывала ему немедленно выехать на восток и принять командование 8-й армией. Генеральный штаб даже не приглашал его в Кобленц для переговоров. В телеграмме предписывалось, что он должен сесть на поезд в Ганновере, и сообщалось, что его начальником штаба будет генерал Людендорф, который встретится с ним в поезде по пути. У Гинденбурга хватило времени только на то, чтобы заказать новую серую форму, и он выехал, к его большому смущению, в старом синем мундире прусского генерала.

Когда о снятии Притвица стало известно, принцесса Блюхер в дневнике записала: «Его место занял некий генерал Гинденбург, человек весьма преклонного возрасте». Газетчики поспешно разыскивали материал о новом командующем, что было довольно трудно сделать, поскольку в списках военных он числился как Бенкендорф.

Они с удовольствием обнаружили, что он сражался под Седаном и заслужил Железный крест второй степени, а также был ветераном более ранней кампании 1866 года. Его предки, Бенкендорфы, были среди тевтонских рыцарей, осевших в Восточной Пруссии, а имя Гинденбург было добавлено в восемнадцатом веке в результате женитьбы какого-то их прадеда. Он родился в Позене, в Восточной Пруссии, и в начале своей карьеры в качестве офицера штаба 1 корпуса, стоявшего под Кенигсбергом, изучал проблему влияния Мазурских озер на возможные военные действия, что вскоре стало изюминкой легенды о том, что Гинденбург спланировал сражение под Танненбергом еще тридцать лет назад. Вырос он в имении своего деда в Недеке в Западной Пруссии, где, как он вспоминал, мальчиком любил разговаривать со старым садовником, который две недели работал у Фридриха Великого.

Гинденбург уже ждал на перроне в Ганновере, когда в четыре часа утра подошел поезд. Генерал Людендорф, которого он до этого никогда не видел, быстро вышел из вагона для доклада. Пока они ехали на восток, он подробно рассказал о сложившейся ситуации и тех распоряжениях, которые уже отдал. Гинденбург выслушал и одобрил. Так, по пути к сражению, сделавшему их знаменитыми, родился союз, который до самого конца правил имперской Германией. Когда позднее Гинденбург стал фельдмаршалом, он получил прозвище «Маршал что ты скажешь» из-за привычки вместо ответа на заданный вопрос поворачиваться к Людендорфу со словами: «Что ты скажешь?».

Характерно, что первым лицом, которого Генеральный штаб информировал об изменениях в командовании 8-й армии, был начальник железных дорог Восточного фронта генерал-майор Керстен. Днем двадцать второго августа, еще до того как отправился специальный поезд, он вошел к Хоффману «с очень озадаченным лицом» и показал ему телеграмму, извещавшую, что на следующий день в Мариенбург прибудет специальный поезд, который доставит нового командующего и нового начальника штаба. Таким образом Притвиц и Вальдерзее узнали о своем смещении. Часом позднее Притвиц получил телеграмму, сообщавшую, что он и Вальдерзее переведены «в список резерва».

«Он уехал от нас, — вспоминает Хоффман, — без единого слова по поводу того, как с ним поступили».

Людендорф сразу проявил твердость. Несмотря на то что он хорошо знал Хоффмана, прожив с ним четыре года в одном доме в Берлине, когда оба они работали в Генеральном штабе, он тем не менее передал свои приказы по телеграфу индивидуально каждому командиру корпуса, а не через штаб 8-й армии. Хоффман и Грюнерт почувствовали себя оскорбленными. Прием, который они оказали новому начальству в Мариенбурге, как вспоминал Людендорф, «был далеко не радушный».

Предстояло решить основной вопрос, от которого зависела судьба кампании. Должны ли корпуса Макензена и фон Белова оставаться там, где они были, в качестве защиты против дальнейшего наступления Ренненкампфа, или им следует передислоцироваться на юг в соответствии с планом Хоффмана, чтобы противостоять правому крылу Самсонова? Надежд на разгром армии Самсонова другим способом, кроме как всеми силами 8-й армии, не было. В тот день, двадцать третьего августа, корпус Франсуа заканчивал сложный процесс погрузки на пяти различных железнодорожных станциях между Инстербургом и Кенигсбергом и направлялся на южный фронт. Потребуются еще два дня для того, чтобы после многих железнодорожных маневров прибыть на место, разгрузиться и приготовиться к бою. Дивизия фон Моргена также находилась в пути, но по другой ветке. Корпуса Макензена и фон Белова пока не двигались.