Продолжение «Тысячи и одной ночи» - Жак Казот

должна отречься от власти и сбросить корону, в любом другом месте это действие лишилось бы должного блеска и вызвало бы неразбериху. Мне пришлось бы занять место Бахлисбула у колонны, к которой я приковала его в глубине Фиваиды{197}, ибо на меня обрушится гнев и мщение моих подданных. Но кто же заберет меня отсюда и перенесет в Кассер-иль-Араис, когда исполнится мое великое предназначение?

— Я, — отвечала царевна и достала перо мудрого птаха из Кассер-иль-Араиса. — Вот колесница, на которой мы прибыли сюда. Это перо принадлежит мужу той птицы, что находится здесь, в твоих владениях, но которую я пока не видела.

— Она в самом деле здесь, — сказала царица, — и так же умна, как та, с которой ты познакомилась в Кассер-иль-Араисе. Они — муж и жена, но я не знаю, по какой причине их разлучили. Их сын, которого я вам подарила, оказался у меня из-за непослушания своего, мне нравилось, как кратко, но всегда верно он говорит. Впрочем, познания его не удивительны, если учесть, кто его родители. Тем не менее, хотя он ведает всё о прошлом, настоящем и будущем, больше одного слова от него не добьешься. Наверняка его мать прилетела сюда, чтобы выучить его. Я слушала их, но не понимала смысла их бесед, которые всегда заканчивались тем, что птенец повторял: «Ничего, ничего, ничего». Вероятно, это означало, что он ничего не усвоил. У меня неизменно создавалось впечатление, что он обречен оставаться во тьме невежества за то, что восстает против света истины… Наконец его мать потеряла терпение, и я подарила этого птенца тебе, ведь он мог принести пользу, а она не выказала ни малейшего сожаления из-за расставания с ним. С тех пор как я почувствовала привязанность к вам обоим, мне захотелось посоветоваться с мудрой птицей, дабы узнать, что мне делать и как поступить. «Когда блеск чела твоего померкнет, а я снова обрету хвост, мы поговорим о знаниях и о том, что есть истина», — пообещала мне она… Из этих слов я заключила, что ее стесняет моя корона. Что касается хвоста, то я давно заметила, что, когда она порхает, ее хвост выглядит не так, как у других птиц, и жалела ее. Перо, которое ты принесла, наверное, то самое, что ей недостает. Давай отдадим его и попробуем узнать, что нам делать дальше.

Царица говорила долго, но, само собой разумеется, она заботилась о своих гостях и эту речь произнесла не сразу. Начав ее в диване, госпожа продолжила во время прогулки по саду, где уже ничто ее не радовало, и наконец, когда начали сгущаться вечерние тени, сказала:

— Это время моя птица любит больше всего. В Кассер-иль-Араисе она боялась темноты, а здесь ее беспокоит день, и теперь я понимаю, почему.

Звезда Семи Морей распорядилась принести клетку. Ильсетильсона приблизилась к птице со словами:

— Милая моя, твой муж передал тебе свое самое красивое перо.

— Приветствую тебя, дочь пророков, — услышала она в ответ, — приветствую наследницу посланника Божия, приветствую наследницу наместника Аллаха на земле. Небесные твари обязаны служить тебе, мой муж лишь исполнил свой долг. Его прекрасное перо для меня — то же, что корона для царицы.

С этими словами птица зажала в клюве перо, приложила его к своему хвосту, и тот сразу сделался пышнее и наряднее.

— Почему ты рассталась со своим мужем? — поинтересовалась царевна.

— У каждого из нас свое дело.

— И твое скоро будет окончено?

— Да, раз вы здесь все трое.

— И теперь ты ответишь царице, если она спросит тебя об истине?

— Пока дело сделано только наполовину.

— От кого зависит вторая половина?

— От того, кто свыше, и от того, кто ниже.

— Ответишь ли ты мне, если я спрошу?

— Я обязана говорить правду.

— Твой муж сказал, когда появилось море, поведай мне, когда возникли звезды?

— Тогда же. Звезды заменили на небе изгнанных мятежников.

— А что это за яркая звезда, которую окружают десять маленьких звездочек?

— Самая большая звезда — это Мухаммад, а те, что вокруг, — это десять великих пророков{198}.

Сетель Педур Джинатиль ни разу не вмешалась в разговор Ильсетильсоны с мудрой птицей, царица улыбалась и, казалось, слушала с удовольствием. Заметив это, Симустафа осмелился преподнести ей подарок — саблю Кокопилесоба.

— Мой дорогой царевич, — сказала Сетель Педур, — когда я была хозяйкой своего сердца, когда во всем полагалась на себя, я отдала бы целое царство за то, чтобы обладать этим грозным оружием. Теперь же оно может обеспечить мою безопасность только в твоих руках. Эта сабля тем более бесценна, что она будет на страже твоей жизни. Не расставайся с нею, пока не минуют беспокойные времена и не настанут мирные дни. О, моя милая Ильсетильсона, когда же наконец мы трое забудем обо всех тревогах?

Наши влюбленные провели три дня в самых сладких излияниях чувств, но приятные мгновенья были нарушены опасениями отнюдь не воображаемыми.

Могущественная Сетель Педур Джинатиль повелевала легионами Кокопилесоба, однако ее власть уже давно пошатнулась. Поведение царицы противоречило древним и священным законам Джиннистана, где править мог только тот, кто покорен Кокопилесобу или Бахлисбулу. Сетель Педур Джинатиль по своей воле приблизила к себе мусульманина Беналаба, который никогда не подчинялся никому, кроме Аллаха и Его Пророка. Впрочем, царица снискала такую славу, блистала столь выдающимися достоинствами, что джинны в восторге назвали ее Звездой Семи Морей, что светит ярче звезды Мухаммада, и говорили с гордостью: «Кокопилесоб — царь всех царей, Сетель Педур Джинатиль — его наместница».

Мудрый Беналаб с осторожностью пользовался предоставленными ему полномочиями, а царица джиннов не отдала ему своего сердца, не допускала его на празднества, не посвящала в секреты царства своего и двора и не сделала своим господином. Теперь, пожертвовав всем ради Симустафы, она совершала нечто недопустимое.

Она принимала женщину, обращалась с нею как с равной и то и дело сажала ее по правую руку от себя. Повелительница отправила в изгнание Бахлисбула и Асмонсахра, а потом заковала в цепи самого могущественного после Кокопилесоба джинна. Весть об этом достигла даже отдаленных уголков ее царства, и бунт стал неминуем.

Мудрая Сетель Педур Джинатиль слишком хорошо понимала, к чему всё клонится, предвидела дальнейший ход событий и рассказала о замысле своем царевичу и царевне. Ужас охватил их души, но царица обняла их и сказала: