Агония СССР. Я был свидетелем убийства Сверхдержавы - Николай Зенькович

Историк-консультант разошелся. Он и раньше не отличался сдержанностью, выделяясь среди сослуживцев прямотой и эмоциональностью оценок. Эти качества импонировали мне. Я любил общаться с ним и раньше. Разговоры обогащали, расширяли видение темы.

Его коллега — в противовес ему — прожженный аппаратчик. Немногословный, занудливый, буквоед.

— Почему Москва полна слухов о причастности Горбачева к путчу? Думаете, западные радиоголоса виноваты? Да полно вам! Вспомните пресс-конференцию по возвращении в Москву. Согласитесь, его рассказ о трех днях, которые потрясли страну, страдает неточностью и размытостью. Что значат невзначай оброненные слова: «Всего, что я знаю, я вам не скажу никогда»? Кому предназначалась эта фраза? Что имел в виду Янаев, когда, выступая девятнадцатого августа перед представителями автономных республик, заявил: «Горбачев в курсе событий. Он присоединится к нам позже»?

Итак, эмоциональный профессор, специализирующийся на кремлевских кругах, и вдумчивый, бесстрастный исследователь независимо друг от друга обнаруживали нестыковки и противоречия. Каждый на своем уровне. Оба отражали определенные аппаратные пласты, подходы, внутрицековские настроения. Однако коллективный портрет аппарата ЦК был бы не полон без третьего типа работников, политика для которых стала второй профессией. Первыми, по образованию, были технические специальности. Многие в юности заканчивали политехнический институт или служили в армии и имели далеко не дилетантские представления о такой, например, туманной для меня сфере, как средства правительственной связи.

Работник одного из отделов ЦК, сухощавый, с плоским животом, что свидетельствовало о его недавнем армейском прошлом, то ли полковник, то ли генерал, просвещал меня:

— Дача в Форосе — не только дача. Это, если хотите, один из основных пунктов управления страной, в котором расположены многочисленные системы связи, независимые друг от друга. Можно отключить электричество, тогда будет действовать местная динамо-машина, если выйдет из строя она, можно включить аккумулятор. Если выйдет из строя аккумулятор, то питание для системы связи можно обеспечить от ручного устройства. Если этого по каким-то причинам нельзя сделать, то есть еще одна система связи, о которой я, имея в виду ее совершенно секретный характер, не могу сказать даже вам — не самому рядовому работнику ЦК. Извините уж меня, бога ради. Но я ответственно заявляю: изоляция живого и несвязанного президента от средств связи в Форосе просто невозможна.

Спустя несколько дней после этого разговора мой собеседник позвонил мне домой и сказал:

— «Московские новости» читали? Рекомендую. Так вот, директор производственного объединения «Сигнал» из Ленинграда Занин пишет, что, являясь одним из производителей различных средств связи и ознакомившись с версией Горбачева, он считает: таким образом изолировать Президента СССР от связи невозможно. Скорее всего, утверждает Занин, это был случай добровольного невыхода на связь. Помните, я упоминал вам о совершенно секретной системе связи? Цитирую Занина: «Суть ее в том, что президенту достаточно иметь только авторучку и лист бумаги, чтобы обеспечить себе связь со страной».

Потрясающая для всех нас информация, не так ли? Но прошло совсем немного времени, и «Московские новости» сообщили, что, ознакомившись с заявлением Занина, Горбачев назвал его белибердой, поскольку все виды связи в его кабинете в Форосе были отключены раз и навсегда.

Случайно столкнувшись со своим собеседником в коридоре девятого подъезда, где оформлялись документы на увольнение, я напомнил ему об этом сообщении.

— Это еще ничего не значит, — тусклым голосом произнес он. — Я уверен, и никто меня не переубедит в том, что отключение президента от связи возможно только при демонтаже основного оборудования, изъятия его и вывоза. А это многие и многие тонны.

— Да, но в печати было сообщение помощника Горбачева Анатолия Черняева о том, что, по заявлению генерала Вячеслава Генералова, вечером девятнадцатого августа военным самолетом из Крыма было вывезено специальное оборудование связи и связисты.

Вот именно, девятнадцатого вечером. А ведь Горбачев утверждает, что телефоны замолчали около пяти часов вечера восемнадцатого августа… Ладно, допустим, что оборудование было вывезено. Но для того, чтобы связь заработала снова, нужно доставить всю громоздкую аппаратуру назад, в Форос. Что-то я не помню сообщений об этом…

Произнесено это было таким язвительным тоном, что мне стало не по себе. Очевидно, на настроение собеседника повлияла неприятная процедура увольнения. Она угнетающе действовала даже на самых выдержанных.

— Дальше. Давайте разберемся, был ли блокирован Форос? Судя по официальной версии — да. На море появились военные корабли, которые то приближались к берегу, то удалялись, утверждает в одном из интервью Раиса Максимовна. Что это было? Блокирование? Командир Балаклавской бригады пограничных сторожевых кораблей капитан первого ранга Игорь Алферьев рассказал, что третьего августа группа из четырех пограничных кораблей и подразделение малых катеров заступили на охрану государственной границы СССР в районе резиденции Президента СССР. Организация службы с использованием такого количества сил и средств введена четыре года назад, с момента размещения резиденции президента в Форосе. С третьего по двадцать третье августа они несли службу в обычном режиме. Странности начались вечером восемнадцатого августа. Алферьеву доложил командир одного из подразделений, что пропала связь с резиденцией по всем линиям. Поэтому пограничные корабли предприняли дополнительные меры противодиверсионной охраны с моря и усиления наблюдения за воздухом. Корабли и малые катера были приведены в состояние повышенной боевой готовности. Вот почему они то приближались к берегу, то уходили в море. Девятнадцатого августа в одиннадцать тридцать капитан третьего ранга Михаил Крикунов, командир корабля, который стоял в непосредственной близости от берега, доложил Алферьеву, что президент вышел на пляж.

— Но ведь обитатели Фороса находились в заточении? Была глухая изоляция. С территории дачи никого не выпускали и никого туда не впускали…

— Я называю факты, опубликованные в печати, которые, кстати, никто не опроверг.

Не были опровергнуты и сведения, появившиеся в печати в октябре — ноябре 1991 года, когда в Крым хлынули десятки журналистов, проводивших собственные независимые расследования. Газета «Куранты», которую никак нельзя было заподозрить в антипатиях к президенту, опубликовала большой аналитический материал о происшедшем в Форосе. Она установила, что за период с девятнадцатого по двадцать первое августа на территории дачи побывали 136 гражданских и военных автомашин, более 70 из них прибывали непосредственно к дому Президента СССР. По морю за этот же период проследовали 75 гражданских кораблей на расстоянии двух-трех километров от побережья дачи и 14 кораблей Военно-морского флота на расстоянии 15–16 километров. Движение и наземного, и морского транспорта осуществлялось по закрепленным маршрутам, что и отражено в сводках погранзаставы и береговой пограничной флотилии.

Автор публикации делает резюме: большинство руководителей подразделений охраны выразили уверенность в том, что реальной сухопутно-морской блокады дачи Президента СССР не было. ГКЧП не стремился к установлению реальной блокады, сознавая отсутствие в регионе верных воинских сил. Однако по мнению командиров этих подразделений, приведенная версия игнорировалась, поскольку она радикально расходилась с официальным толкованием событий в Форосе. Поэтому шеф внутренней охраны дачи Президента СССР полковник Лев Толстой заявил: если следствие и суд не будут объективными, то власти пожалеют об этом. Охранники дачи заговорят перед народом обо всем, что происходило в Форосе. Капитан третьего ранга Игорь Алферьев тоже отметил, что следствие кем-то курировалось в определенном направлении. Он подчеркнул: ближайшее морское пространство они контролировали и ничего опасного не наблюдали.