Сибирская жуть - Андрей Буровский

Женя показывает, что красные огоньки могут двигаться на уровне плеч и даже головы человека.

– Так вы что, их поджидали, огоньки?

– Изучали, – строго поправляет меня Женя. – Смотрели, в контакт не вступали.

Тут только до меня доходит, что с огоньками я не имел дела совершенно случайно – вовремя, оказывается, она заорала, Ирина. Впрочем, уверен: с огоньками я бы тоже ни в какие контакты вступать бы не стал.

– Да вы не думайте… – Женя понимающе улыбается, ласково касается моего плеча. – Мы же осторожно…

Разговор с остальными ребятами шел вечером, в идиллической обстановке лагеря, костра и чая. Этот разговор лишний раз показал: я все узнал последним в экспедиции. Все всё давно знают: музыка, шаги невидимок, напряжение, огоньки… нелегкая их побери.

– Ребята… Вы хоть понимаете, с чем дело имеем?!

– Догадываемся…

– Парни, вы того… Не очень бы лезли, а?! Вам, надеюсь, в призраки пока не захотелось? Так сказать, в привидения археологов с Дружинихи?

Впрочем, я уже знаю: говорить об опасности, риске с моими парнями бессмысленно. В этом месте у них сразу же делается совершенно пустой взгляд, в том числе у самых умных, и начинаются детские разговоры из серии: «Да все равно же ничего не будет»…

Так и есть:

– Да что там… Интересно же… Только ночевать там все равно погано…

И тут только до меня доходит…

– Парни… А может быть, местные про это тоже знают? К нам же на раскоп вечером только раз пьяные пришли и тут же уметелили? Может, боятся?!

И тут парни меня снова поражают. Они дружно смотрят на меня с эдакой добродушной снисходительностью, как на маленького и не очень умного ребенка.

– Местные?! – говорит Вадик. И интонация у него… Ну, примерно такая интонация могла быть у альпиниста, штурмовавшего Эверест, и вдруг обнаружившего, что эти местные даже и в носильщики не годятся. – Местные?! Да они обгадятся от страху, если близко подойдут ночью к раскопу! Мы по таким местам ходили, куда местные ни в жизнь не сунутся!

С 1988 года раскопки на Дружинихе не велись, но район села Юксеево оказался очень уж интересен для биологов, геологов, экономистов, социологов. Поэтому совместная экспедиция Красноярского университета постоянно работала в этом районе. Целью работы экспедиции стало комплексное изучение территории средствами разных наук.

Конечно же, я не забывал об удивительном месте – районе раскопа на Дружинихе и очень хотел разгадать хотя бы часть этой загадки. Ищущий обрящет: я встретился с физиками, которые заверили меня, что есть специальные приборы, и с помощью этих приборов они берутся выяснить, какие геомагнитные поля действуют в этом месте и отличаются ли они от обычных. Родилась целая программа исследований. Кроме применения приборов и точных методов исследования, можно было изучить и состояние людей на Дружинихе.

Ведь мои ученики 80-х годов выросли, состав экспедиции сменился практически полностью, и мне было интересно – как будут чувствовать себя новые «экспедишники» на том же месте? Может быть, на других людей место действовать уже не будет или подействует совсем по-другому?

Основной лагерь экспедиции лежал на реке Подъемной – как раз там, где в 1990 году нашли странное погребение карасукской культуры. С этим местом не связаны абсолютно никакие сложности, жить там было одно удовольствие.

А на Дружиниху вышел специальный отряд, который должен был собрать гербарий – изучить состав растительности в том районе и провести геомагнитные исследования.

Разумеется, я рассказал ребятам и уж тем паче руководству, что место «плохое» – про музыку по ночам, про странные переживания. Но, грешен, ни о своих собственных приключениях, ни о блуждающих огоньках ничего не сказал. Не потому, что боялся напугать, а опять же в порядке эксперимента: что-то они увидят?!

Первую ночь отряд в полном составе провел на луговине у Дружинихи: тоже в порядке эксперимента. Людей было много, часов до двух ночи орали песни, а к Дружинихе за водой ходили небольшой толпой. Так что музыки никто не слышал, а огоньки, наверное, с перепугу удрали подальше.

Но вот что по лугу всю ночь кто-то ходил – заметили многие. Правда, народ все время грешил одни на других, и положительный, хозяйственный Андрей даже шуманул сквозь тент палатки: мол, парни, имейте вы совесть – гадить в двух шагах от места, где все спят! Неужто трудно отойти подальше?!

А утром начались разборки.

– Дима, у тебя что, понос? Тебя полночи носило.

– Ты спятил, Леха?! Я вообще не вставал…

– Тогда кто там шатался по всему лугу?!

– А я знаю?!

Под утро начальник отряда, Татьяна Сергеевна, проснулась от какого-то непонятного движения в палатке. Увиденное ее скорее успокоило: посреди палатки стоял Алеша, наклонившись над лежащими в спальных мешках, и только двигал руками как-то странно: то ли снимал что-то с лежащих, то ли, наоборот, что-то складывал на них.

– Алеша, ты что делаешь?

Алеша выпрямился, насколько позволила палатка, сделал шаг назад и, к изумлению начальника, внезапно начал таять в воздухе.

– Куда же ты?!

Позже Татьяна Сергеевна сама смеялась: надо же, такую глупость ляпнуть привидению!

А настоящий Алеша мирно спал себе в спальном мешке и, конечно же, даже не думал никуда выходить этой ночью. Спал себе мирно и спал. Так впервые на Дружинихе было зафиксировано и привидение вполне конкретного человека; притом человека живого, спящего в двух шагах от своего собственного призрака.

Жить отряд стал на месте старого лагеря, построенного еще в 1986 году; биологи ходили по всем окрестностям, собирали травы. Геофизики установили приборы на том самом лугу, где у меня было столько приключений, и в долине речки, в которую так непросто было сходить за водой. Они часто оставались на луговине и вечером – проверить на себе, о чем речь.

Выяснилось, что самое неприятное место – это там, где начинается спуск в долину речки Дружинихи, а пойма Енисея начинает подниматься, переходя в холм-останец. В этом месте даже среди белого дня, особенно во второй половине его, одинокий человек испытывал озноб, напряжение, ощущение пристального взгляда в спину, прочие неприятные переживания.

В сумерках это неприятное место становилось все шире, словно затопляло луговину, перетекало в долину Дружинихи. И ко второй половине ночи в любом месте в окрестностях раскопа находиться становилось неприятно.

Музыку слышали постоянно, начиная часов с 12 ночи, причем иногда один человек слышал одну мелодию, а другой – совсем другую. Звук шагов или ползанья чего-то тяжелого возникал, только когда все были в палатке. Ни разу звука шагов не слышал тот, кто в этот момент видел луг. И стоило хоть одному человеку выйти, как звук движения прекращался (то же самое было и у меня восемью годами раньше).