Охота на изюбря - Юлия Латынина
Шрифт:
Интервал:
В середине декабря, чтобы проучить зарвавшихся поставщиков, Извольский приказал перейти на руду с Черемшинского ГОКа, перерыв в поставках составил почти неделю, и всю неделю домны и аглофабрика были вынуждены довольствоваться сухим пайком старых запасов. Извольский распорядился уменьшить загрузку домен, на пятой домне, самой крупной в Азии, выдававшей до восьми тысяч тонн чугуна в сутки, снизили форсировку.
Пятая домна, более известная на комбинате как «Ивановна», была любимицей Извольского и работала как часы, – нагрузка на ней не уменьшалась даже во время летних шахтерских забастовок. Но из-за снижения форсировки и перемены в составе сырья с домной вдруг что-то приключилось, выход металла резко уменьшился, все руководство комбината неделю не вылезало от пятой домны, а Извольский, в Москве, бессильно бранился по телефону, чувствовал, что только отрывает людей от дела, – и от этого бранился еще больше.
Беда с домной была в самом разгаре, когда потихоньку поправлявшийся Извольский внезапно подхватил грипп от одной из медсестер. И не какой-то простой, а скверный, с высочайшей температурой, из тех, что в двадцатых годах именовались «испанкой». Ирина заразилась от него, и ее увезли болеть в гостиницу.
Служба безопасности ходила на ушах, медсестру проверили, опасаясь изощренного коварства банка, но так ничего достоверного найти не смогли и удовольствовались тем, что выгнали ее с работы.
Денис вернулся из Швейцарии 31-го декабря и сразу поехал в больницу. Извольского вновь перевели в реанимацию, он лежал весь красный и неподвижный, накачанный какими-то дурными антибиотиками, и, казалось, почти не слышал ничего, в чем ему отчитывался Денис. Только в конце разговора веки его слегка дрогнули и поползли вбок, как люки, закрывающие шахты баллистических ракет, мутно-голубые глаза глянули на зама.
– Спасибо, – прошептал Извольский. Денис впервые слышал от Извольского это слово. В устах директора оно звучало так же неконгруэнтно, как матерная ругань в устах пятилетней девочки, и Дениса внезапно пробрала странная дрожь.
– Швейцарские адвокаты вот еще что предлагают, – сказал Денис, – на рынке есть обязательства «Ивеко», просроченные, мы могли бы их купить по пятьдесят процентов от номинала и давить на банк оттуда. Славка! Ведь мы же банк обанкротить можем!
– Забудь, – сказал Извольский, – тебя эти адвокаты кинуть хотят. Мы ни копейки от «Ивеко» не получим, только деньги профукаем… Делай, как я сказал, никакой самодеятельности. Где Ира?
– В гостинице.
– Что «Ивановна»?
Денис пожал плечами. Что с домной, он в Швейцарии как-то не интересовался. Правда, уже на подлете к нему позвонил главный инженер Скоросько и сказал, что причина нашлась: из-за изменений режима на стенки «Ивановны» стал налипать цинк. Но вот как сделать, чтобы цинк отлип – было неясно.
– Скоросько предлагает ее остановить, – сказал Денис.
Извольский долго молчал.
– Денис, – тихо сказал он, – по-моему, я умираю.
– Славка!
– Не перебивай начальника. Если я умру – ты все сделаешь, как я сказал, слышишь? Никаких идиотских швейцарских советов. Никаких долгов «Ивеко». Все зарегистрируешь на свое имя. Комбинат достанется тебе.
Денис почувствовал, как у него леденеют пальцы.
– Славка, не пори чепухи. Ты просто простужен. От насморка не умирают.
– Цыц. Жалко, что я детей не успел завести. Султану нельзя без детей. Ничего. У вас с Ириной будут… Ты ведь не бросишь Ирину?.. И не убивай никого за меня. Это слишком опасно. Комбинат важнее.
Глаза Извольского опять тихо закрылись. Он бормотал что-то еще, но Денис, склонясь над больным, уже не мог расслышать слов. Возможно, это был просто бред.
Денис обещал матери, что Новый Год он встретит в Ахтарске, но было совершенно очевидно, что если ночью он вернется в Сибирь, то и праздновать Новый Год он будет там же, где все остальное руководство. А именно – у домны номер пять. Поэтому Денис поехал не в аэропорт, а в гостиницу.
Было уже половина двенадцатого, до Нового Года оставалось полчаса, и московская дорога была пустынной и грязной. Даже гаишники смылись с нее, намереваясь выйти на охоту попозже, когда пьяный и веселый народ начнет разъезжаться по домам, и только разноцветные светофоры перемигивались с новогодней рекламой.
В гостинице было пусто и безлюдно, – ахтарские ребята поразлетелись на новогодние отпуска, москвичи сидели дома. В холле стояла двухметровая елка, украшенная лампочками и стодолларовыми купюрами. Доллары были настоящие, выданные банком «Металлург», и Черяга очень хорошо помнил реакцию Ирины на эту елку. Она вытаращилась и сказала: «Какая пошлость!» Сейчас лампочки равномерно вспыхивали и гасли, освещая зеленые иголки и зеленого же Бенджамина Франклина, глядевшего на Черягу сквозь ветви. Одинокий охранник дремал за конторкой.
Председатель правления банка «Металлург» звякнул ему на трубку и позвал домой, но Денис сказал, что он, кажется, тоже заболел и хочет отлежаться.
Обосновавшись в отведенном ему номере, Денис спустился этажом ниже, в апартаменты Извольского. Хотя сибирский директор из принципа и делал вид, что в «этой продажной Москве» дома у него нет, однако на втором этаже гостиницы у него была, считай, стометровая квартира, с гостиной, кабинетом и спальней.
Апартаменты оказались незапертыми. Денис снял в прихожей ботинки и осторожно отворил дверь спальни.
Спальня была красивая и по-гостиничному нежилая, с огромной кроватью и белыми обоями, слегка украшенными голубыми разводами. Наискосок от кровати на тумбочке стоял плоскоэкранный «Панасоник», огромное, во всю стену, окно было плотно занавешено бархатными портьерами. Одна из тяжелых настольных ламп с бронзовыми ножками и шелковыми абажурами была включена. На кровати, свернувшись клубочком, лежала Ирина.
Денис, в одних носках, неслышно пересек комнату и присел в кресло у кровати. Одеяло на кровати было теплое, но тонкое, из хорошего козьего пуха, и очертания женского тела угадывались под ним, как под простыней. Из-под края одеяла высунулась ножка, с узенькой ступней и коротко подстриженными, ненакрашенными ноготками. Волосы Ирины разметались по подушке, на гладком, чуть розоватом лбу были видны капельки пота.
Голова Дениса сильно кружилась, тело было вялым и мягким, как истлевший кленовый лист, – наверное, от усталости и перелетов. Даже если бы он подхватил от Извольского грипп, не мог же он заболеть через час.
Денис сам не знал, что с ним сделали слова Славки. Конечно, сейчас он казался главным на заводе. Лишь немногие люди знали, насколько на самом деле плотно контролирует Сляб каждый его шаг и насколько даже те поступки Дениса, которые кажутся естественными и очевидными в его положении, на самом деле выверены Извольским и являются лишь эпизодами стратегической многоходовки.
Но он знал, что Извольский прав. Умри Сляб – и именно Денис становился в центре защитной комбинации завода. Умри Сляб – и именно Денис мог стать и владельцем, и управляющим одного из крупнейших экспортеров России. Умри Сляб – и Ира Денисова, тихая, златовласая Ира Денисова, все дальше уплывающая от него, как Дюймовочка на листке кувшинки, стала бы женой Черяги.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!