Однажды в Риме. Обманчивый блеск мишуры - Найо Марш

— До этого, хочу надеяться, не дошло. Я не дошла, — ответила Трой с достоинством.

— По-моему, вы в полном порядке.

— Отлично.

— Скажите, — Хилари наклонился к Трой через головы разделявших их гостей, — я не слишком был строг насчет поисков Маулта? Просто тетя Клумба не сдвинется с места, пока он ее не сменит.

— Куда он мог подеваться?

— Видимо, улетел на крыльях успеха и празднует где-нибудь. Пью за ваши прекрасные глаза. — Хозяин «Алебард» приветственно поднял свой бокал.

— Спасибо. Ладно, давайте за них выпьем, если вам угодно, и я побегу сменю миссис Форрестер. Пожалуйста, позвольте. Мне это нетрудно.

— Но не могу же я…

— Очень даже можете. Я уже закончила этот прекрасный ужин. Очень прошу вас, не обращайте на меня внимания. — Последняя фраза была обращена ко всем гостям за столом. Трой встала и удалилась весьма стремительно и ровно, что отметила про себя с удовлетворением. По крайней мере, на ногах хорошо держусь, подумала она.

В главном зале дети как раз заканчивали пиршество, и родители потихоньку зазывали их из-за стола обратно в гостиную. Там им предстояло собрать подарки, потом вернуться с ними в библиотеку и ждать, пока одного за другим их не развезут по домам. По их милости общему празднику предстояло закончиться не слишком поздно.

У подножия лестницы Трой столкнулась с Катбертом.

— Вы нашли Маулта? — спросила она.

— Нет, мадам. — Лицо дворецкого приняло кислое выражение. — Никак не могу этого понять, мадам. Очень своеобразное поведение.

Уж не более «своеобразное», чем убивать поваренка ножом, которым ты только что разделывал курицу, — мелькнуло в голове у Трой. Вслух же она произнесла:

— Я пойду сменю миссис Форрестер.

— Очень великодушно с вашей стороны, мадам, смею полагать. И еще, если позволите заметить: очень жаль, что вам приходится брать эту тяжелую миссию на себя.

— Ничего страшного, — беззаботно улыбнулась Трой.

— Черт бы взял этого Маулта! — вырвалось у Катберта. Он произнес это имя довольно тихо, но вложил в него столько ядовитой злобы, что художницу просто оторопь взяла. Она быстро взбежала наверх и, все еще чувствуя легкое головокружение от выпивки, решила сначала заглянуть к себе. Там она приняла две таблетки аспирина, положила влажное полотенце на затылок, открыла окно, высунула голову наружу и сделала глубокий вдох.

На лицо ей упали две снежинки — словно его коснулась, как в сказке Андерсена, рука Снежной королевы. Художница задержалась в таком положении еще минуту, бросила взгляд на омертвелый пейзаж. Потом закрыла окно, задернула шторы и отправилась к Форрестерам.

III

Полковник находился в постели, но не спал и даже не лежал, а полусидел, опершись на подушку. Вид он имел образцового чистенького пациента в детском отделении хорошей больницы. Миссис Форрестер сидела у огня и свирепо вязала.

— Я уж думала, это Маулт, — пробормотала она.

Трой объяснила цель своего визита. Сначала казалось, что старая леди решительно настроена отправить ее восвояси. Она объявила, что не желает ужинать, а впрочем, если угодно, пусть пришлют ей чего-нибудь в спальню на подносе.

— Ну, сходи, Клу, пожалуйста, сходи, — попросил ее муж. — Со мной давно все отлично, не стоит надо мной так трястись, дорогая. Право, только хуже от того, что ты тут сердито накидываешь петли.

— Ни секунды не верю, что они его действительно искали. Я говорю: ни се…

— Вот и прекрасно. Тогда поищи ты. И вообще, растормоши их там всех хорошенько. Уверен, под твоей командой они его быстро разыщут.

Со стороны больного то была, конечно, лишь хитрая, но неожиданно эффективная уловка. Миссис Форрестер сунула свое вязание в сумочку пурпурного цвета и резко встала с места.

— Очень мило с вашей стороны, — прорычала она Трой. — Этой желтоволосой кукле Хилари такое небось и в голову бы не пришло. Спасибо. Я недолго.

И она вышла. Полковник прикусил нижнюю губу, втянул голову в плечи и сделал своей новой сиделке большие глаза. Она ответила ему тем же, и оба тихонько захихикали.

— Терпеть не могу, когда со мной возятся. А вы?

— Я, в общем, тоже. Но вам и вправду лучше?

— Честное слово. Но, конечно, я еще только-только начинаю смиряться в душе с тем, что случилось. Сами понимаете — для меня это жуткая неприятность.

— С ума можно сойти, как обидно.

— Я так и знал, что вы-то меня поймете. Ну, я рад, что у Маулта все получилось…

— Как же так вышло, что идти пришлось ему?

— Да все случилось в самый последний момент. Собственно, я ведь уже зашел в туалетную комнатку — мантию надеть. И, надевая ее, немножко застрял, как это бывает, когда руки держишь над головой, а в рот еще лезет ткань… В общем, меня охватила легкая паника, и вот пожалуйста — приступ. Зрелище, наверное, не из приятных. Положение критическое. Решение пришлось принять молниеносно, как на фронте. Я приказал ему встать в строй на мое место. — Полковник словно описывал некий тяжелый бой, в котором ему привелось получить ранение. — Что он и сделал. Вытащил меня снова в спальню, уложил сюда, потом вернулся в мою гардеробную и натянул мантию. И вступил в бой. Оперативно и успешно, как я понимаю?

— Очень даже. Но как странно, что он не вернулся назад.

— Да, странно. Он обязан был немедленно обо всем доложить. Это никуда не годится! — Форрестер нахмурился и выпрямился на кровати.

— Может быть, он сразу пошел в вашу гардеробную, то есть в туалетную комнату, и снял мантию там? Ведь туда можно войти прямо из коридора, верно?

— Можно. Но он должен в таких случаях первым делом явиться с докладом. Такое поведение непростительно.

— А можно мне заглянуть в вашу гардеробную? Вдруг мантия висит там?

— Конечно! Давайте-давайте-давайте, — горячо согласился полковник.

Но никакого золотисто-парчового халата не оказалось в гардеробной, где, как заметила Трой, царил образцовый порядок. То было небольшое малиновое помещение с тиснеными обоями, обставленное в ранневикторианском духе. Тяжелые красные шторы на латунных кольцах прикрывали оба окна. Эта комната вполне «подошла бы» Холодному дому[107], и, без сомнения, Хилари нарочно хотел, чтобы подобная мысль приходила в голову всякому сюда входящему. Художница выдвинула все ящики, заглянула во все шкафы и даже под кровать, но и там не нашла ничего, кроме видавшей виды жестяной коробки с надписью белой краской на боку: «Полк. Ф. Форрестер». Припомнив рассказы Хилари о традиционном составе багажа пожилых супругов, она решила, что там, очевидно, хранятся ценности.

Где-то вдалеке хлопнула дверца автомашины и послышались голоса — так, по крайней мере, показалось Трой. Она наполовину раздернула шторы и услышала другие такие же хлопки, а затем звук заводимого двигателя. Вот и гости разъезжаются. Лучи невидимых отсюда фар прорезали заснеженную панораму перед ней, запиликали клаксоны, донеслись слова благодарности и прощаний.