Образ смерти - Нора Робертс

– Она… Ее лицо мне кажется знакомым.

– Да? – Он опять бросил рассеянный взгляд на Ариэль. – Что ж, это вполне вероятно. Ты могла видеть ее в каких-нибудь новостных репортажах. А теперь…

– Мистер Гейнс!

Он уже начал поворачиваться к Еве, но остановился на полдороге и, нахмурившись, взглянул на Ариэль.

– Да-да? В чем дело? Разве это не может подождать? У меня работа.

– Что… что значит «превзойти многих»? Я хочу сказать, сколько… Какой срок самый долгий? Из всех женщин, которых вы здесь держали, сколько продержалась та, что вынесла больше всех?

Его взгляд вспыхнул энтузиазмом.

– Ты преподносишь мне один чудесный сюрприз за другим! В тебе проснулся дух соревнования? Я задел струнку честолюбия в твоей душе? Хочешь побить рекорд?

– Я не могу… Как я могу побить рекорд, если не знаю, в чем он состоял? Вы мне скажете, как долго это было?

– Я скажу. – Сжимая в руке вытяжное оружие, Ева села на стальном столе. – Восемьдесят пять часов, двенадцать минут, тридцать восемь секунд.

– Нет. – Поначалу Лоуэлл растерялся, потом побагровел от ярости. – Нет, нет, это недопустимо!

– Тебе не понравилось? А сейчас будет еще хуже. – Ева выпустила парализующий заряд, причем перевела мощность на более высокое деление, чем было предписано процедурой. Лоуэлл рухнул, как камень. – Гребаный ублюдок, – пробормотала она, одновременно моля бога, чтобы ее не вырвало. Состояние у нее было обморочное.

– Я знала, что ты придешь. – Слезы навернулись на глаза Ариэль. – Я знала, что кто-нибудь придет. Увидела, как они принесли тебя, и сразу поняла, что все будет хорошо.

– Да уж. Ты сама, главное, держись. – Ева соскользнула со стола. Ей пришлось ухватиться за край, чтобы сохранить равновесие. – А ты молодчина! Вовремя вмешалась, отвлекла его, чтоб я могла вытащить пушку.

– Я хотела убить его. Всю дорогу представляла, как я буду его убивать. Мне становилось легче.

– Держу пари, это помогает. Слушай, у меня немного центровка сбилась. Мне кажется, не стоит сейчас пытаться резать эти веревки. Пока не стоит. Ты потерпи еще немного, хорошо? Знаю, тебе больно, но надо еще немного потерпеть.

– Мне так холодно.

– Ладно. – Ева сумела стащить с себя пальто и накрыла им израненное, кровоточащее тело Ариэль. – Я его обездвижу, хорошо? Я его обездвижу, а потом вызову поддержку.

– А ты не могла бы принести мне немного воды?

Ева приложила ладонь к щеке Ариэль.

– Конечно.

– А может, и целую гору болеутоляющих. – На глазах у нее блестели слезы, но Ариэль попыталась улыбнуться. – Какое симпатичное пальто.

– Да, мне оно тоже нравится.

«Две энергетические таблетки и транквилизатор на закуску», – думала Ева. От этого коктейля она отупела и потеряла устойчивость. К тому же ее тошнило не на шутку. Но ей необходимо было не только остаться на ногах, ей надо было делать дело.

Она завела руку за спину, пытаясь нащупать заткнутые за пояс наручники. То ли их не было на месте, то ли ее левая рука совершенно потеряла чувствительность.

– Черт, я должна связать этого сукина сына, но мои наручники… Наверно, я их наверху обронила, когда он вколол мне наркоту. Так, давай подумаем… А, вот. – Повернувшись, Ева увидела веревки, продетые в отверстия по краям стола. – Вот это подойдет.

– Ты плохо выглядишь, – заметила Ариэль. – Я-то, наверно, выгляжу в тысячу раз хуже, но и ты выглядишь неважно.

– Да я работала сутками. Все искала тебя, Ариэль.

Ева отчаянно сражалась с затянутой узлами веревкой, чертыхаясь себе под нос, потому что собственные пальцы казались ей вареными сосисками.

– Спасибо.

– Да без проблем. Черт, вот сучье пекло! Навязал узлов! Может, этот урод в детстве был бойскаутом?

– Мне всегда казалось, что бойскауты – это маленькие психи.

– Верно подмечено. – Дрожащие пальцы скользили от пота. И все-таки Ева тянула и дергала. – Почти достала эту сволочь. Потерпи еще чуть-чуть.

– Я никуда не сбегу.

Невероятным усилием, ногтями и зубами Еве удалось распутать одну веревку. Она сделала передышку: согнулась пополам, упираясь руками в колени. Желудок бурно протестовал, пытаясь выдать на-гора все свое содержимое.

– Тошнит меня, понимаешь? Ты меня извини, если я все выгружу.

Ариэль сумела улыбнуться, хотя это было больше похоже на оскал.

– Если хочешь все выгрузить, постарайся, чтоб попало на него. На этого ублюдка.

Ева рассмеялась довольным смешком, присела на корточки и принялась связывать руки Лоуэлла.

– Ты настоящий боец, Ариэль. Амазонка, разрази меня гром. Теперь я понимаю, почему Эрик в тебя влюблен.

– Что? Эрик? Эрик в меня влюблен?

Ева отерла вспотевший лоб, подняла голову и взглянула на бледное лицо Ариэль.

– Кажется, я сболтнула лишнее. Надо было держать язык за зубами, а я… не удержалась. Пересекла черту. Это все наркота, я не виновата. Но послушай, – продолжала Ева, затягивая веревку на запястьях у Лоуэлла немного туже, чем требовалось. – Если он тебе не нравится… Понимаешь, если он тебе не нравится, будь с ним помягче, хорошо? Потому что он и вправду влюблен в тебя по уши.

Ева выпрямилась, стараясь не обращать внимания на головокружение, и начала распутывать вторую веревку, чтобы связать ноги Лоуэллу. И увидела, как слезы катятся по щекам Ариэль.

– О боже, я знаю, что тебе больно, но постарайся. Понимаю, тебе уже надоело это слышать, но ты крепись. Уже недолго осталось. Всего несколько минут.

– О господи, да я не о том. Я влюбилась в него в тот момент, когда он въехал в квартиру напротив моей. А этот тупой болван даже не намекнул ни разу.

– Вот оно что. – «Люди – странные существа, – подумала Ева. – Эта женщина выдержала нечеловеческую боль, а теперь дала течь, потому что какой-то парень к ней неровно дышит». – Ну ничего, теперь обязательно намекнет. Господи, выключить музыку! – приказала она, стягивая веревкой ноги Лоуэлла. Но голоса продолжали звучать. – Ты не знаешь, как он выключал это дерьмо?

– Честно говоря, нет. Я тут, можно сказать, слегка завязла.

Ева шлепнулась на пол и захохотала как безумная.

– Слушай, а ты не хочешь плюнуть на выпечку и пойти на работу в полицию, Ариэль? Богом клянусь, у тебя есть задатки. Есть хребтина и есть стервозная жилка.

– Мне нравится моя работа. Я испеку тебе самый потрясающий торт на всем белом свете. Это будет произведение искусства. О боже, боже, как ты думаешь, скоро кто-нибудь придет? Долго мне еще ждать болеутоляющих? Боюсь, я долго не вытерплю.