Илион - Дэн Симмонс

Когда-то давно капитан подлодки скачал в свои архивы эссе Зигмунда Фрейда – этого колдуна и знахаря Потерянной Эпохи – и прочел о типе мужчин, что нарочно выбирают целью чересчур доступных «леди». Так вот, насмешливо играя словами, Шекспир не гнушается называть женскую вагину «проезжим двором», «общинным выгоном», «заливом, переполненным судами». Воистину: «Правдивый свет мне заменила тьма, и ложь меня объяла, как чума»!

Глядя на солнце, которое клонилось к закату над безбрежными просторами внутреннего моря, на пламенеющие вдали зубчатые стены скал, Манмут не мог понять, как он умудрялся долгие годы выискивать глубочайшие тайны и сокровенные идеи, копаясь в грязном белье, в этих граничащих с неприличием откровениях извращенца.

– Зачитался любимыми сонетами? – проговорил Орфу.

Европеец захлопнул книгу.

– Как ты догадался? Уж не получил ли мой друг дар телепатии взамен утраченных глаз?

– Еще нет, – беззаботно загрохотал краб, накрепко привязанный к палубе в десяти метрах от носа фелюги, где и сидел сейчас Манмут. – Просто иногда ты молчишь литературнее обычного.

Товарищ поднялся и устремил взор на закат. Маленькие зеленые человечки деловито хлопотали, возясь с оснасткой суденышка и готовясь ко сну.

– А если серьезно, – задумался маленький европеец, – зачем нам, моравекам, заложена в программу нелепая страсть к творениям расы людей, которые, наверно, уже повымерли?

– Я и сам удивлялся, – откликнулся иониец. – Короса III и Ри По наша общая болезнь благополучно миновала, но ведь тебе известны и другие случаи этой одержимости…

– Мой бывший напарник Уртцвайль зачитывался Библией в переводе короля Якова. Мог изучать ее десятки лет подряд.

– Прямо как я и мой Пруст. – Промычав несколько тактов из песенки «Я и моя тень», Орфу продолжал: – А знаешь, чем похожи все эти творения, к которым нас неудержимо влечет?

Манмут пораскинул мозгами:

– Нет.

– Они неисследимы, – таинственно изрек иониец.

– Как это?

– Их невозможно постичь до конца. Они словно дома, где вечно натыкаешься на новую дверь, не замеченную ранее мансарду, потайную лестницу или чердак… что-то в этом роде.

– Боюсь, я не до конца врубился, – буркнул знаток Шекспира.

– А ты не слишком-то весел, старина. И Бард уже не радует?

– Кажется, его неисчерпаемость исчерпала меня самого, – признал собеседник.

– Ладно, что там, на палубе? У наших маленьких друзей, поди, работы по горло?

Капитан погибшей лодки огляделся. Зеленая команда торопилась убрать паруса и опустить тяжелую якорную цепь, пока лучи заходящего солнца еще дарили последние крупицы необходимой энергии. Совсем немного – и немые создания улягутся, свернутся калачиками, впадут в глубокую спячку вплоть до рассвета.

– А ты, наверное, уловил колебания палубы? – полюбопытствовал Манмут.

– Да нет: время вроде бы подходящее. Почему ты им не поможешь?

– Прошу прощения?

– Ну, ты же у нас морской волк. Во всяком случае, отличаешь перлинь от перины и линя. Протяни малышам руку помощи… или хотя бы манипулятор.

– Я бы только путался под ногами. – Европеец с сомнением посмотрел на МЗЧ, шустрых и безупречно ловких, как обезьянки на старинных видеозаписях. – По-моему, они вообще телепаты, не то что мы с тобой. Моя помощь им явно не нужна.

– Чушь. Давай, старина, отыщи себе достойное занятие. Лично я намерен почитать о месье Сване и его ветреной подружке.

Манмут замешкался, потом засунул томик сонетов обратно в ранец и отправился на среднюю палубу. Там он присоединился к человечкам, которые привязывали к рее остроконечный парус. Поначалу существа, работавшие в унисон, замерли, уставившись на пришельца черными пуговицами глаз на гладких, одинаковых лицах, затем посторонились, и поклонник сэра Уильяма с радостью принялся за работу, изредка бросая восхищенные взоры на закатное небо и вдыхая чистый марсианский воздух полной грудью.

В течение следующих недель настроение маленького европейца совершило скачок от уныния к покойному удовлетворению и даже к некоему варианту радости, доступной обычному моравеку. Морские труды захватили его почти целиком, и даже непрерывные беседы с другом не мешали одновременно штопать паруса, сращивать концы канатов, драить палубу, вытягивать из глубин якорную цепь и стоять на вахте у руля. Фелюга покрывала около сорока километров в день – на первый взгляд смехотворно мало, но это если не учитывать капризные ветра, из-за которых судно в основном шло на веслах, да еще и против течения, к тому же исключительно при свете солнца. Долина Маринера протянулась на целых четыре тысячи километров (приблизительная ширина Соединенных Штатов – земной страны времен Потерянной Эпохи, как любил напоминать Орфу), и вскоре Манмут распрощался с надеждой достичь цели за сотню марсианских дней. А ведь за границей моря путешественников ожидали тысяча восемьсот километров плато Фарсида.

Впрочем, бывший капитан «Смуглой леди» не очень-то и спешил, наслаждаясь незамысловатыми, однако подлинными радостями плавания под парусом. Морские ароматы кружили голову, дневное солнце прогревало до самого сердца, ночная прохлада давала приятный отдых, а безотлагательность отчаянной миссии исподволь растворялась в утешительном круге привычных забот.

В конце шестой недели, когда Манмут преспокойно работал на передней мачте фелюги (насколько он ведал, судно не имело названия, хотя, чтобы узнать наверняка, пришлось бы убить очередную жертву), менее чем в километре от корабля вдруг появилась колесница. МЗЧ занимались своими делами внизу; моравек был совсем один, открыт и беззащитен, у него даже не оставалось времени спуститься на палубу и спрятаться.

Летучая машина стремительно промчалась прямо над фелюгой – так низко, что европеец успел заметить: кони поддельные, голографические. Виртуальные поводья держал в руках высокий, царственного вида мужчина в темной тунике. Его гладкая кожа источала золотистое сияние, длинные белые локоны струились по плечам, вся фигура дышала необыкновенной красотой. Орлиные глаза смотрели только вперед, не снисходя до того, что творится на земле или на море.

Манмут не упустил возможности поближе «познакомиться» с колесницей и ее седоком – разумеется, не напрямую, а при помощи разных визуальных фильтров и чувствительных датчиков; полученные сведения он тут же переправлял другу-ионийцу, на случай, если неприятель все-таки опустит взгляд и надумает покарать дерзкого моравека ослепительной молнией. Скакуны, вожжи и колеса оказались чистой воды голограммами, зато сама повозка была еще как реальна. Выполненная из драгоценного сплава золота с титаном, она излучала энергию по всему электромагнитному спектру. А самое страшное – оставляла позади широкий «хвост» четырехмерных квантовых потоков. Маленький исследователь отчетливо увидел в инфракрасных лучах мощный силовой щит, прикрывающий колесницу от встречного ветра, и огромный защитный пузырь вокруг нее. По расчетам Орфу, такое поле легко спасло бы седока от чего угодно, кроме, пожалуй, хорошенького ядерного взрыва. Европеец тут же порадовался, что не догадался бросить в небесную машину камнем, которого очень кстати не оказалось под рукой.