Сказки времен Империи - Александр Житинский

Вот и стал Таракан победителем,

И лесов, и полей повелителем.

Покорилися звери усатому,

Чтоб ему провалиться, проклятому!

Кстати, существует убедительная версия, что Корней Чуковский именно Сталина имел в виду, когда писал «Тараканище». Вот вам еще одна иллюстрация на тему «написанное — сбывается».

Спироскоп мне был нужен для того, чтобы разглядеть, где именно покоится душа в теле, и уже направлять трубку душесоса поближе к той области. А далее следовало нажать в кармане рычажок прибора, в пробирке и оптоволоконной трубке создавалось спиралевидное пси-поле, которое и вкручивало душу в пробирку, где она и становилась добычей таракана.

Само собой, таракан был проверен. Это был бездушный таракан. В том смысле, что своей души у него не было.

Я уже начинал сомневаться в наличии таковой у меня самого.

Посещение морга — не самое веселое занятие. Был февраль, на улице холодно, но в морге мне показалось еще холоднее. Голые стены и оцинкованные столы, на которых под простынями лежали покойники. Голые пятки торчали из-под простыней. На них синим были написаны номера.

Прозектор в ватнике и черной вязаной шапочке, дыхнувший меня запахом застарелого перегара, повел меня вдоль столов. На одном из них труп лежал в странной позе, с поднятой рукой и согнутыми ногами. Неловко накрытый простыней, он напоминал миниатюрный Эверест, из которого торчала черная голая рука.

— Почему так? — спросил я.

— Замерз. Из сугроба вынули, так и остался, не размораживать же его, — ответил прозектор.

Я нацепил спироскоп. Прозектор покосился на меня подозрительно. Очки в самом деле выглядели нетрадиционно.

— На морозе плохо вижу, — сказал я наобум.

— Вот ваша тетушка, — указал прозектор на очередной стол и уже намеревался приподнять простыню.

— Не надо, — сказал я.

Я незаметно настроил спироскоп и направил взгляд на простыню. Обозначился силуэт покойной, в центре которого пульсировало черное маленькое солнце с иссиня-фиолетовыми лучами. Так выглядела эта душа, которую так любили одни и так ненавидели другие.

Не спеша я вытащил из кармана трубку с присоской. Я понимал, что все нужно делать солидно, будто так и надо. Я приложил присоску к простыне в том месте, где видел черное солнце.

Прозектор очумело наблюдал за моими действиями.

— Э… зачем?.. Не положено… — пробормотал он.

— Что не положено? Идентификация покойного? — холодно спросил я.

— Чего-о? — не понял он.

— Я должен опознать тетушку, — сказал я.

— Дык посмотри, елы-палы!

— Прибором точнее. На основе ДНК, — туманно объяснил я.

В это время я видел сквозь очки, как черный горящий кружок души тирана медленно путешествует по прозрачной трубке в мой карман, где была спрятана пробирка с тараканом.

Прозектор, естественно, видел все, кроме изымаемой души.

— Да, это она. Спасибо, — сказал я. — Значит, вы нам тетушку в лучшем виде… Ко дню похорон…

— Это не сумлевайтесь… Подрумяним, подпудрим… Поздновато хороните, но ничего. Бальзамировать бы надо. Сделаем, — он уже искательно смотрел на мои руки.

Я сунул ему бумажку в сто баксов. По тому, как он засуетился я понял, что этого вполне достаточно.

— Все будет, не сумлевайтесь. Гроб завозите скорее…

Дома меня ждали с добычей. Я заметил, что у Си расширенные темные зрачки. Покурила, значит… Это мне совсем не нравилось, хотя я понимал, что она готовится к контакту с добытой мною душой.

Я извлек пробирку, выложил на стол, и мы втроем уставились на таракана.

Таракан был красив: большой, блестящий, светло-коричневый, он шевелил огромными усами, как мне показалось, с укоризной. Костик притащил стеклянную банку из-под баклажанной икры, и Си вытряхнула таракана туда. Он принялся не спеша бродить по банке, обследуя свое новое жилище.

— Ну, что ты видишь? — обратились мы к Си.

— Да двоится, блин! — с досадой отвечала Си. — То Калерия Павловна, то Сталин. Мало покурила. Вот сейчас Сталин. В мундире. Маленький такой… Смешно. Сталин в банке! — Си засмеялась, но тут же прикусила язык. — Простите, Иосиф, — сказала она. — Он же все слышит и понимает! — шепотом сказала она нам. — Только сказать ничего не может. То есть вроде там что-то говорит… Но это видимость. Я же вижу образ его души. Все равно смешно.

Я представил диктатора в мундире, бродящего по стеклянному дну банки, по ее стенкам, ощупывающего эти стенки… О чем он сейчас думает? О своем друге Бухарине?

Потом Сталин, по словам Си, превратился в Калерию, которая нервно забегала по банке, что-то кричала, возмущалась… Мы с Костиком видели все того же таракана, который действительно слегка возбудился и забегал шустрее.

Си улеглась на диван и заснула, она сильно устала.

— Так! Теперь его надо в коллектив, — сказал Костик.

— Зачем?

— Посмотрим на поведение. Как он там будет стремиться к власти.

Мы нашли в кухне стеклянную плошку с крышкой типа сковороды для микроволновки и с полчаса ловили в кухне тараканов. Набрали штук тридцать. Затем мы пометили Сталина лаком для ногтей, который нашли в косметичке Си. Костик двумя точными движениями нанес ему на крылья по одной алой точке. Крылья стали похожи на погоны, а таракан на генералиссимуса.

И мы вбросили генералиссимуса в народ.

— Ну-ка дай спироскоп! — потребовал Костик.

Он надел очки, минуту обозревал стеклянную кастрюлю с тараканами, затем объявил:

— Десять с какими-то душами, не считая Иосифа. Остальные бездушны.

— С душами, наверное, интеллигенты, — предположил я.

— Ага! — сказал Костик с непередаваемым сарказмом.

И тут в мою комнату без стука ворвалась мадам Полуэктова. И сразу же устремилась к столу, на котором стояла стеклянная сковорода.

— Ага! Я так и думала! Кто вам позволил брать мою посуду? — закричала она и только тут заметила, чем полна эта посуда.

— А-ааа! — заорала она в ужасе, замахала руками и выскочила из комнаты.

— М-да, влипли, — сказал Костик.

— Слушай, надо прятать подопытных животных. А то потравят ведь. Иосифа изведут в два счета, — сказал я.

— Ну душе-то его ничего не будет. Бессмертна, сука. Переберется куда-нибудь, — сказал Костик.

— Придется ему в подполье уходить. Опять, как до революции, — пробормотала проснувшаяся от крика Си.

На девятый день со дня смерти состоялись похороны Калерии Павловны.