Пария - Грэхем Мастертон

— Теперь, — сказал Квамус, — я отправляюсь в Салем и вернусь с грузовиком-рефрижератором. Вам нужно оставаться здесь и охранять Микцанцикатли.

— Не лучше ли поехать мне? Вы слишком бросаетесь в глаза. Ведь трудно не заметить индейца ростом в шесть футов и в мокром комбинезоне аквалангиста.

— Меня никто не увидит, — ответил Квамус со спокойной уверенностью. Я овладел техникой, которую индейцы из племени наррагансет развили века назад, чтобы охотиться на диких зверей. Мы называем ее „Не-охотник“.

— Не-охотник?

— Это такой способ, который позволяет стать невидимым для других людей. Удивительная техника, но ей можно научиться.

— Ну, тогда согласен, — уступил я. Мне не улыбалась перспектива охранять этот чудовищный гроб, но выбора у меня не было. — Только быстрее возвращайтесь. А если вас все же арестуют, то скажите полиции, где я. Я не хочу сидеть тут всю ночь с Микцанцикатли, в то время как вы будете уплетать бифштексы в холодной кутузке Салема.

— Ага, этого вы боитесь больше всего, — улыбнулся Квамус.

Он прошел между построек заброшенного ресторана в направлении Восточнобережного шоссе. Я сел на волнорез и пугливо посмотрел на ящик, в котором ацтекский демон Дэвида Дарка просидел в заточении почти триста лет. Я отвернулся и хотел было крикнуть Квамусу, чтобы он привез мне бутылку виски, но уже не увидел его. „Не-охотник“ исчез. Я попробовал сесть поудобнее и упер ногу в брезент, прикрывающий ящик, как будто это была обыкновенная лодка, хозяином которой я стал по случаю.

Был только полдень, но небо удивительно потемнело, как будто я смотрел на него сквозь темные очки. К тому же налетел ветер, о котором забыли упомянуть в прогнозе погоды. Он трепал гривы серых волн в Салемском заливе, разносил сухие листья и мусор, покрывающий перекосившуюся веранду для коктейлей. Над рестораном все еще висела изъеденная морской солью реклама: „Ресторан „На Пристани“. Омары, бифштексы, коктейли“. Я представил себе как все это выглядело летними вечерами: оркестр „диксиленд“, господа в соломенных шляпах и девушки в поблескивающих платьях для коктейля.

Я поднял воротник куртки. Ветер теперь был и в самом деле холодным, а небо потемнело так, что некоторые автомобили на другом берегу ехали с включенными фарами. Видимо, шел шторм, сильная, североатлантическая буря, в которую человек даже дома у камина чувствует себя сидящим в маленькой лодчонке посреди бесконечного моря.

Потом я услышал пение. Слабое, отдаленное и безумное. Оно доносилось изнутри заброшенного ресторанчика. Тонкий писклявый голосок, от которого что волосы у меня на затылке встали дыбом, будто зарядившись в генераторе Ван-де-Граафа.

Мы выплыли в море из Грейнитхед

Далеко к чужим берегам,

Но нашим уловом был лишь скелет,

Что сердце сжимает в зубах.

Я встал и прошел по прогнившим доскам веранды к ресторану, разыскивая источник голоса. Раз или два я перепрыгивал через дыры в полу. Под помостом я видел влажную темноту и убегающих крабов. Я дошел до ресторана и направился прямо к входной двери. Она была заперта на ключ. Стекла покрывал толстый слой грязи и соли, так что я не мог заглянуть внутрь.

Пение прозвучало снова, на этот раз громче, тем же холодным и чистым голосом. Оно явно доносилось изнутри ресторана. Я огляделся, нет ли кого-нибудь поблизости, после чего три или четыре раза сильно пнул ногой дверь. Дешевый замок оторвался вместе с куском дверной рамы, двери задрожали и открылись, будто приглашая внутрь. „Войдите, мистер Трентон, вас ждет ваше предназначение“.

Я осторожно вошел. Пол из голых потрескавшихся досок был покрыт пылью, замусорен старыми газетами и бесформенными кусками зеленого линолеума. Под потолком вращалась бумажная мухоловка, подвешенная между двумя лампами в абажурах из молочного стекла. На стене напротив висело большое зеркало, обгаженное мухами и покрытое грязью. Я видел свое отражение, маячащее в дверях, похожее на старую, покрытую пятнами, выцветшую фотографию человека, который давно мертв. Я сделал два или три шага вперед.

— Джон? — услышал я шепот. Я обернулся. Она стояла за мной, с застывшим в ужасной гримасе лицом, выглядевшим совсем как череп скелета. Джон, ты должен освободить меня.

— Как я могу тебя освободить? — спросил я. Я смотрел, как она проскальзывает в помещение в своей бесшумно трепещущей погребальной одежде. — Я вытащил тебя из моря. Что еще я могу для тебя сделать?

— Разбей ящик, — прошептала она. — Этот ящик заперт печатями, которые я сломать не могу: печатями Святой Троицы. Ты должен открыть ящик во имя Отца, Сына и Святого Духа. Точно так, как он был запечатан.

— Но у меня все еще нет гарантии, что я получу Джейн живой, целой и невредимой.

— На этом свете никаких гарантий быть не может, Джон. Ты должен просто верить мне.

— Не знаю, должен ли я верить тебе вообще.

— А веришь ты, что я могу распороть тебе живот, как тому полицейскому, который пытался вас остановить? Или что я могу разорвать тебя на куски, как Дэвида Дарка? Хоть я и в заточении, я все же обладаю великой мощью, Джон.

— Я хотел лишь уточнить, чего… чего ты от меня хочешь, прозаикался я.

Джейн поплыла в сторону зеркала, но зеркало не отразило ее, будто она была вампиром, от которого меня шутливо остерегала Джилли. Потом Джейн проникла через стекло и посмотрела на меня из зеркала, хотя в комнате ее уже вообще не было.

— Придется поверить, — сказала она и исчезла.

Я долго стоял в опустевшем помещении ресторана. Настала минута, когда я должен был принять решение. Я уже убедился, что Микцанцикатли может убивать жестоко и безжалостно, что он может приказать мертвым убивать живых. Но я желал также возвращения Джейн, я желал этого с отчаянием, которое намного превышало границы, назначенные любовью. Как будто я непременно хотел показать себе, что чудеса бывают, что мертвые могут восстать из гроба, что весь мир может перевернуться вверх тормашками.

С тех пор как погибла Джейн, я был свидетелем уже многих необычных и ужасающих событий. Но в ту минуту мне казалось, хотя я и не знаю, почему, что все это были фокусы, предназначенные для того, чтобы запугать меня. Однако только когда я буду держать роскошное тело Джейн в своих объятиях, лишь тогда я поверю в существование сил, которые человек не может объять ни разумом, ни воображением.

Конечно, тогда я не отдавал себе отчета, что еще никогда со дня гибели Джейн не был так близок к нервному срыву. Видимо, я находился на грани безумия, если не смог уговорить себя, что должен помочь освободиться Микцанцикатли. Я до сих пор холодею от этого воспоминания.

Я вышел из ресторана и вторично прошел по доскам веранды. На дворе было так темно, будто уже наступила ночь, а ведь еле миновал полдень. Изъеденный водой медный ящик все еще лежал на платформе, прикрытый кусками брезента. С противоположной стороны платформы находился запертый шкаф с надписью ПОЖАРНОЕ ОБОРУДОВАНИЕ. Обойдя ящик, я подошел к шкафу, осмотрел заржавевшие засовы, а потом несколько раз сильно ударил ногой, пока левая часть двери не оторвалась и я не мог ее полностью отломать. Внутри был свернутый шланг и то, что я искал: пожарный топорик на длинной рукояти.