Царица Пальмиры - Бертрис Смолл

— Счастья? — Зенобия грубо рассмеялась. — На свете нет счастья, Тамар! Есть только выживание, а выживает самый мудрый, богатый и сильный! Тот, кто выжил, может наслаждаться бытием, но и только!

— Не хитри со мной! — огрызнулась Тамар. Ее добродушие и терпение подходили к концу. — Ты ведь разумная женщина. Так возьми же себя в руки, если не ради себя самой, так ради тех, кто любит тебя и заботится о тебе!

Она с любовью обняла Зенобию, и на короткое мгновение все стало таким же, каким было много лет назад, в те времена, когда не было никакого Марка Александра Бритайна.

Зенобия сбросила руку Тамар со своих плеч и сказала:

— Я ничего не могу обещать, Тамар. Возвращайся к моему отцу и скажи, что я люблю его. Больше мне нечего сказать.

Со вздохом Тамар поцеловала Зенобию в лоб и, оставив царицу в одиночестве, ушла вместе с Баб, которая благополучно проводила ее через тылы лагеря к палаткам ее сына Акбара.

В ярости Зенобия металась по палатке, обуреваемая жаждой разрушения, чему скудная обстановка жилища Аврелиана отнюдь не способствовала. Это еще больше усилило ее ярость, которая излилась бурным потоком слез. Она не могла остановить эту реку, которая струилась по щекам. Казалось, что вся печаль, вся боль и разочарование последних месяцев наконец-то исходили из нее, ***

В послеполуденный жар Аврелиан вернулся к себе с намерением еще раз доставить себе удовольствие со своей прекрасной пленницей. Но едва ли он был подготовлен к тому зрелищу, которое предстало перед его глазами. Зенобия лежала на ложе на спине. Ее великолепное золотистое тело соблазнительно просвечивало сквозь прозрачный черный шелк каласириса. Одна рука прикрывала глаза, а другая лежала сбоку, пальцы зажаты в кулак. Одна нога была поднята, а другая вытянута, лицо заплакано. На короткое мгновение Аврелиан почувствовал жалость к отважной царице. Но сейчас перед ним лежала женщина из тех, что ему нравились: податливая и беспомощная. Он сел возле нее.

Она открыла глаза и, казалось, ненависть ошпарила его.

— Чего ты хочешь? — ядовито прошипела она. Сострадание Аврелиана мгновенно улетучилось, он протянул руку, вцепился пальцами в вырез горловины ее платья и быстрым движением разорвал его на две половинки.

— Не думал, что после прошедшей ночи, богиня, тебе придется задавать мне этот вопрос, — насмешливо ответил он.

Когда она сделала попытку подняться, он удержал ее. Его жестокая рука легла ей на горло и пригвоздила к ложу, в то время как другая начала неторопливо ощупывать ее великолепные груди.

Она лежала, мятежная, ее ярость была очевидна, а он играл с полными шелковистыми шарами ее грудей. Соски Зенобии всегда отличались чувствительностью, и она задрожала, когда он стал перекатывать сначала один из них, а потом и другой между пальцами.

— Ты скоро надоешь мне, раз тебя так быстро охватывает страсть, богиня, — насмехался он над ней.

Он засмеялся — если бы взгляды обладали способностью убивать, он в ту же минуту уже лежал бы, холодный и безжизненный, на полу своей палатки.

— Крестьянская свинья! — рычала она на него. — Неужели сила — это единственный способ, которым ты можешь завладеть женщиной?

— Ты довольно быстро стала умолять меня дать тебе облегчение прошлой ночью, — парировал он, глядя в ее сердитые глаза.

— Разве ты не внушил мне, что это была похоть, римлянин?

Он усмехнулся.

— Похоть, возможно, возбуждает твое желание, богиня, но результат такой же, если бы ты любила меня. Ты отдаешься!

Издав пронзительный гневный крик, она начала бороться с ним. Он убрал руку с ее горла, схватил ее за руки, рывком поднял их над ее головой и наклонился, чтобы поцеловать. Она попыталась укусить его, но он только рассмеялся и снова наклонился. Его горячие губы жадно давили на ее губы, силой раздвинули их, так что он смог просунуть язык между ее стиснутыми зубами. Он нашептывал ей нежные мольбы и все это время соблазнительно ласкал ее груди. Она сопротивлялась, отчаянно пытаясь унять дрожь, зарождавшуюся глубоко внутри нее, которая теперь начинала прокладывать себе путь, несмотря на все попытки подавить ее. Она боролась, отчаявшись избежать этого возбуждения.

Он наслаждался этой борьбой. Он знал, что ему следует проявить настойчивость, ведь по натуре она исключительно страстная женщина. Она не сдастся при первой же бреши в своей защите, будет бороться до тех пор, пока он не погрузится в ее тепло, пока она не дойдет до кульминации и проклятия не сорвутся с ее губ. Но, как ни странно, такая перспектива возбуждала его даже больше, чем если бы она отдалась ему без борьбы. Теперь он уже понимал — ему никогда не удастся по-настоящему приручить ее. Но в конце концов она перестанет сопротивляться, в этом он не сомневался.

Лежа под ним, Зенобия боролась, пытаясь освободить одну из своих рук. Она могла бы использовать ее для защиты. Его большое, крепкое тело давило на нее, не давая ей вздохнуть. Наконец, ей удалось высвободить голову, и она, задыхаясь, глотала драгоценный воздух. Он воспользовался этой возможностью, отпустил ее руки и зажал ее лицо в своих ладонях.

— Посмотри на меня! — потребовал он таким тоном, что она не стала сопротивляться.

Ее почерневшие от гнева глаза в упор смотрели в его небесно-голубые. Его колено без излишней нежности протиснулось между ее бедрами, и он начал медленно, неторопливо погружаться в ее тело. Задыхаясь от потрясения и страха, который она не могла объяснить и который поднимался в ней до тех пор, пока чуть не задушил ее, она попыталась увернуться, крикнув:» Нет!«

Его голос прозвучал словно удар хлыста.

— Я желаю, чтобы ты глядела мне в глаза, когда я вхожу в твое тело!

— Нет! — ее голос перешел в отчаянный шепот.

— Да!

Его руки сжали так крепко голову, что она почти потеряла сознание. Она задрожала, загипнотизированная, словно маленькая птичка перед змеей, не в силах оторвать от него взгляд, в то время как он медленно проникал в ее беспомощное тело. Неторопливыми и возбуждающими движениями он овладевал ею. Взгляд его голубых глаз сверлил ее, проникая глубоко, в самую ее душу. Последняя мысль Зенобии — ему удалось каким-то образом завладеть ее существом, а у нее нет сил даже протестовать. С этой мыслью она провалилась во мрак.

— Зенобия! Зенобия!

Сквозь пелену до нее донесся чей-то голос, выкрикивавший ее имя, и с легким протестом она стала сопротивляться, ей не хотелось покидать густую теплую темноту. Однако голос был настойчив.

— Зенобия! Открой глаза, богиня! Открой же! Все еще протестуя, она, наконец, открыла глаза, хотя ей пришлось сделать для этого могучее усилие — веки показались ей чугунными. Перед ее затуманенным взором неясно вырисовывалось лицо Аврелиана, и, к ее удивлению, он казался обеспокоенным. Через несколько мгновений его лицо стало приняло более четкие очертания. Она увидела выражение облегчения и даже нежности.