Коварная ложь - Паркер С. Хантингтон

Эмери сдула локон с лица, ее глаза загорелись через секунду.

– А как насчет таблички?

– Табличка будет заказана и выгравирована, как только она будет написана.

– Я могу написать, если ты мне скажешь, что это за центральный элемент.

– Мило, но нет. – Мой взгляд снова метнулся к ее футболке.

– Я надела ее задом наперед, окей? – Она вскинула руки. – Можешь уже прекратить пялиться, или придется признать, что ты пугаешь меня.

Я смотрел на нее еще секунду, потому что мне нравилось ее раздражать, а затем бросил ей пакет с обедом. Эмери инстинктивно поймала его. Ее брови сошлись вместе, когда она поняла, что это.

– Это индейка с рутой. – Я положил нож и разделочную доску в раковину.

– Погоди. – Она изучала пакет так, будто обладала рентгеновским зрением. – Ты приказал, чтобы кухню сегодня закончили как можно скорее… и первое, что сделал, это мой обед?

Я сглотнул дважды, удивляясь, когда мое горло успело так пересохнуть.

– Технически это перекус, учитывая то, что полдень уже прошел.

– Если говорить технически, то технически это мило.

– Просто съешь гребаный бутерброд, Эмери. Блеск вернулся в ее взгляд. Он горел озорством.

– Дай нам снять покрывало.

– Нет.

Мне не следовало уступать ей по поводу этой скульптуры. Место ей было в углу моей фермы, чтобы больше ее никто не видел. Я уступил лишь потому, что Эмери была права. Ма будет на торжественном открытии.

Какого хрена я стал бы ее разочаровывать, если в этом не было необходимости?

– Хорошо, – Эмери положила пакет на столешницу, – я сыта. Думаю, спущусь в вестибюль выяснить, достаточно ли нейтральны неоново-розовые ковры, чтобы сочетаться с твоим укрытым тканью монструозным центральным элементом.

– В пакете записка, – я подошел к столешнице с ее стороны, – может, мне стоит выбросить ее?

Ее рука метнулась, схватив пакет. Я улыбнулся, замаскировав улыбку усмешкой. Она жаждала моих слов точно так же, как я жаждал тех, что были написаны у нее на футболках. Я не знал, как это случилось, но кто станет винить меня?

Эта девушка была похожа на словарь. Черные, как тушь, волосы, бледная кожа. Редкие слова на груди. Я хотел наслаждаться ею, запоминать ее слова, загибать любимые страницы.

Вместо этого я развернулся, подошел к своему столу и сел.

– Мы закончили?

– Центральный элемент…

– Останется скрытым. – Я открыл свой ноут. – Если это все…

Ее взгляд нашел обгоревшую кожу на краю моего стола. Она склонила голову набок и провела пальцем по корешку. Мой пульс едва не заставил меня задохнуться. Я подумал о том, чтобы схватить гроссбух и сунуть его в ящик стола.

Я оставил его на виду, потому что, как и моя татуировка «искупление», он помогал мне никогда не забывать о возмездии. Делайла знала, что трогать его нельзя, но Эмери, очевидно, не была Делайлой. У нее не было понятия о границах. Только она и мир, который, в ее представлении, принадлежал всем в равной степени, что, очевидно, подразумевало, что все мое принадлежало также и ей.

Она опустила руку, глядя невозмутимо.

– Похоже на записную книжку Вирджинии, только, хм, сгоревшую.

– Что?

Теперь все мое внимание было сосредоточено на ней.

– Записная книжка. – Она кивнула на нее подбородком. – У Вирджинии была точно такая же. Похожая. Та же форма и размер, но у нее был логотип в форме короны на обложке, и она была не такая… обгорелая. Как и у тебя, кожаная обложка в форме конверта, чтобы защитить блокнот от огня, воды и грязи.

Я вспомнил, что именно так и выглядел этот гроссбух перед тем, как я бросил его в камин Уинтропов, едва успев выхватить его оттуда вовремя.

Выделанная кожа была устойчива к огню и высоким температурам, так что обложка защитила большую часть внутренних страниц. Однако внешне гроссбух выглядел обугленным и неузнаваемым. Очевидное доказательство того, что я пытался сжечь улики, что было чертовски незаконно, почему я так и не передал его ни ФБР, ни Комиссии.

Я думал, что смогу справиться с этим сам.

Я ошибся.

И папа умер.

Эмери продолжала, ничего не замечая:

– Она брала эту записную книжку в библиотеку перед сном, была одержима ею. А потом вдруг потеряла ее и просто взбесилась.

– Это была записная книжка твоей матери? – уточнил я, потому что. Что. За. Черт?

Я нашел ее в кабинете Гидеона после того, как подслушал разговор о финансах компании. Бальтазар даже сказал: «До тех пор, пока нет доказательств хищения»…

Мой взгляд метнулся к окну, чтобы убедиться: летающих свиней там нет. Мойщик окон, стоя в люльке, качал головой в такт музыке. В руках он держал тряпку и скребок.

Он кивнул мне подбородком, как будто спрашивая: «Что стряслось?»

Просто мой разум взорвался. Не на что смотреть, но к концу твоей смены тебе придется стереть с окна пару кусочков мозга.

– У твоей матери была такая же записная книжка, как эта? – повторил я, зная, что это меняет все.

Мать его. Все.

– Да. – Эмери слегка улыбнулась. – Тебе нужны ватные палочки? Думаю, смогу найти пару. – Она втянула нижнюю губу, не спеша пожевав ее. – Когда Вирджиния потеряла ее, она разнесла дом, чтобы ее найти. Она смотрела с такой яростью и паникой, я предполагала, что она записывает там свои интрижки. У них с папой все уже было кончено. Их брак был браком по залету после того, как она забеременела мной.

Ее взгляд вернулся к гроссбуху, и она продолжила:

– Она была убеждена, что записную книжку украл кто-то из слуг. Хотела уволить всех, включая твоих родителей. Назвала это «зачисткой». Папа убедил ее не делать этого. Сказал, что она может завести новую записную книжку. Он всегда был такой хороший.

Мой фундамент покачнулся.

Все, что казалось мне истиной, трансформировалось. Я стоял на обрыве в середине оползня. Единственный путь был вниз.

Мы с Идой Мари уставились на картину, склонив головы и пытаясь понять, устремляется ли v-образная форма к странно очерченному члену или это набедренная повязка телесного цвета.

Как только куратор сказала мне, что Торжествующий Сизиф все еще в продаже, я подала запрос, чтобы его немедленно зарезервировали.

Доказательство того, что Нэш Прескотт в Северной Каролине стал именем нарицательным.

– Ты одинока?

Вопрос Иды Мари потряс меня. Ее даже не должно было быть тут. Никого не должно было быть, но Шантилья превратила это в экскурсию, как только услышала мой разговор с куратором.