Обратный отсчет: Равнина - Токацин

— А ведь ещё не рассвело. Экеста наверняка прилетят. Я вот думаю — если попробовать с ними поговорить…

Гедимин качнул головой.

— Одному опасно. А мне будет не до того. Сегодня — начало монтажа…

Он оглянулся на светящееся в темноте ущелье. Текк’ты ещё не появились, и сармату было не по себе. В карманах лежали пять вариантов чертежей — расстановка существ и вспомогательных стапелей при разной численности и размерах рабочих. «Слишком много переменных», — думал Гедимин, досадливо щурясь. «Пять вариантов — а пригодится шестой или десятый…»

— А-а, — протянул Вепуат, медленно отходя к закрытому шлюзу. Ветер усиливался, подвешенные к арке гирлянды вытягивались параллельно земле, одну уже сорвало и утащило к пустому стрельбищу. Далеко в темноте над холмами метались светящиеся нити, и Гедимин видел, как они медленно растут.

— Без перьев как-то не по себе, — пробормотал Вепуат, вслед за ним забираясь в шлюз. — Я к ним успел привыкнуть. Ходишь быстрее, в снегу не так вязнешь…

Гедимин покосился на просевший наст. Две цепочки следов ещё угадывались — один сармат прошёл на широко расставленных пальцах, другой то и дело в спешке сводил ступню и проваливался глубже. «Так он торопился? Я думал — специально медленно идёт. Обычно он куда быстрее меня,» — Гедимин посмотрел на ступни Вепуата — тот, и правда, стоял на сжатых пальцах.

— Посмотрю, как там перья, — пробормотал разведчик, ускоряя шаг. Гедимин оглянулся на ущелье. «Пока змей нет, зайду за чёрным песком. И трубки надо перебрать. Останется время — сделаю песок для часов.»

— От Гварзы заказ — четыре часовые колбы на разные интервалы, — сказал он, вслед за Вепуатом заходя в цех. — С опрокидывателем.

Разведчик приостановился и сдержанно хмыкнул.

— Куда ему столько часов? Что собрался мерить?

Гедимин пожал плечами.

— Пусть лучше сверяет часы, чем мотается по базе. Когда он занят делом, всем спокойнее.

— Стой! — Вепуат замер посреди коридора. — Слышишь?

За дверью склада что-то встряхивалось, хлопая жёсткими длинными пластинами. Звук стих, но тут же раздался шорох и тихий треск. Потом затрещало громче — пластины снова пришли в движение.

Кут’тайри сидел на полу перед защитными куполами, расставляя чашки с подношениями. Его уши были повёрнуты к вытянутому белесому пузырю — шорох и треск шли оттуда. Вепуат махнул генератором защитного поля, и пузырь растворился. То, что свисало со «стапеля» в углу, вздыбило перья и захлопало крыльями, едва не слетев с крюков. Все чешуйки топорщились, рукава болтались и колотились о стену. Крылья двигались попарно, очень слаженно, будто живая обшивка и впрямь собиралась взлететь.

— И давно оно так? — спросил Вепуат, медленно приближаясь к «стапелю». Гедимин поднял руку с «арктусом», думая, что скафандр придётся фиксировать — без фиксации он к себе не подпустит.

— С тех пор, как усилился ветер, — ответил Кут’тайри; его уши повернулись к открытым продухам — за стеной что-то звенело, свистело и завывало. «Экеста ломают арку,» — подумал Гедимин. «А скафандр надо бы прижать к сте…»

Вепуат, развернувшись боком, в одно движение нырнул в броню и вделся в трещащие перья — только щёлкнули, смыкаясь, нагрудные пластины. Крылья расправились и с грохотом легли на обшивку. Вепуат погладил себя по бокам, пошевелил растопыренными пальцами, плавно повёл лопатками — крылья тем же мягким движением развернулись во всю ширь. Сармат оглянулся на Гедимина и широко ухмыльнулся.

— Оно соскучилось. Кут’тайри, можешь забрать свои чашечки. Не ставить же их перед пустым углом!

…Вепуат остался у ангара махать крыльями на сквозняке — они всё не унимались и, хотя подъёмной силы им не хватало, идти сармат не мог — его тащило назад. Гедимин хотел прижать их к обшивке, получил в ответ гневное шипение, вовремя отдёрнул руку — и решил, что «пернатый» сам разберётся. И тот кое-как разобрался — когда Гедимин, перебрав на складе оболочки для стержней и разложив их в другом порядке, вернулся к бараку, Вепуат боком, придерживая себя за плечи, входил в дверь. Перья топорщились, но крылья всё-таки лежали на броне, и в небо их не тянуло. Сармат хотел окликнуть разведчика, расспросить про «дрессировку» скафандра, но тут на дне ущелья громыхнула крышка шахты, а из колодца донёсся протяжный низкочастотный гул.

…Дно пещеры, засыпанное на пару метров гравием, плавно уходило вниз. Его освещал только фонарь Гедимина, прикреплённый к его шлему. Сармат заранее «зарядил» церу и приделал к корпусу линзу; яркий пучок света нагревал воздух до тридцати градусов, но ничего страшного в этом не было. Текк’ты выглядывали из скалы — двое внизу, двое — у темнеющих в своде пещеры «люков». Из дальнего туннеля, соединяющего жилой корпус со вспомогательным, высунулся третий. Перед собой он осторожно толкал стопку каменных пластин. Она выскользнула на гравий, и её тут же перехватили. Гедимин затаил дыхание. Рядом с огромными Текк’тами толстые плиты из двойного тектона казались хрупкими, но существа обращались с ними бережно — и точно. Пара движений — и к двум состыкованным пластинам по центру пещеры добавилась третья. Текк’т обернулся вокруг медленно растущих стенок огромной чаши; ещё двое, выглядывая из стен, добавляли сегменты. Гедимин слышал тихие щелчки — шипы входили в пазы, плита за плитой собиралась мозаика. Текк’т, придерживающий основание чаши, нырнул в скалу, и сармат поднял «арктус». Белые тяжи соединили растущую полусферу с каменными стенами. Гедимин взглянул на сигма-сканер. Экран заволокло рябью, но прибор ещё мог высчитывать расстояния — и сармат довольно ухмыльнулся. Защитное поле не столько подпирало стенки чаши — они держались и так — сколько мешало ей «ползать» от лёгких толчков.

Ещё одна стопка обшивочных плит выкатилась из туннеля. Её тут же поставили на ребро — места между стенками пещеры и «чаши» становилось всё меньше. Гедимин стоял там, где работа должна была закончиться — на стыке строящейся нижней полусферы и предполагаемой верхней — и расставлял белесые опоры, пронизывая взглядом каждую плиту. Сердце билось где-то под горлом.

…Последний элемент опустился в паз, замыкая зубчатый край прямо перед Гедимином. Пятеро Текк’тов погрузились в скалу — только головы, и то не полностью, выглядывали наружу в паре метров над краями