Цена власти. Искра - Евгений Региневич

ватага залётных разбойников наскочила, ну мы их конечно встретили как положено, почти всех на вилы подняли. Так он единственному выжившему за пару минут язык развязал, да так, что всем, кто рядом был, желудки вывернуло. А тут, как тело осматривал, так и сам блевал. Сказал ещё, внутренностей у неё части не хватает.

В комнату бочком протиснулась молодая женщина с подносом, полным глиняных кубков в одной руке и большим кувшином в другой. Быстро поставив всё на стол, она молча поклонилась и выскользнула прочь.

— А что-либо вокруг тела было? Знаки какие-нибудь на земле? Травы? Камни необычные, перья, внутренности зверей?

— Нет, госпожа, ничего не было. Ровная улица и ни одного следа в пыли, словно она по воздуху туда перенеслась. И со всеми остальными также было. Следующая — Эйка, дочка мельника Пранса Косого, пропала ровно через десять дней после Марэли. Ну, или, стало быть, через семь дней после того, как её нашли. И сызнова всё так же. Пропала около обеда, нашли утром посреди улицы. Только уже совсем в другом краю деревни. И тоже ни следов, ничего.

— А что с телом?

— Всё то же. Голая и вся истерзанная.

Староста налил себе кубок воды, залпом выпил его и вытер рукавом пот со лба.

— А дальше, госпожа, так и повелось. Через два дня от пропажи — новое тело, а через десять от пропажи — новая дочка у кого-то домой не возвращается. Ровно-ровно день в день.

Эйс кашлянула, привлекая к себе внимание, и очень выразительно покосилась на Кристину. Та в ответ понимающе кивнула и снова обернулась к Глену.

— Ещё какие-нибудь странные события в деревне за это время происходили? Может скот пропадал или дох без причины? Вороны стали вас стороной облетать? Рыба в реке перевелась? Кошки с собаками какие-либо дворы стороной обходить стали? Лошади от кого-либо шарахаться?

Староста задумался, озадаченно скребя лысину.

— Да нет, не было вроде ничего такого. На кошаков с псинами-то никто особо и не смотрит, куда они бегают или не бегают. Рыбы, слава Свету, хватает. Скот тоже в порядке. А лошадей у нас-то и нет почти, волы в основном, на которых землю-то пашем вдоль реки.

— Чем народ в деревне в основном себе пропитание добывает?

— Дык это, вино у нас делают! Отличное вино, госпожа! У нас дальше в холмах виноградники большие, только обрабатывать да урожаи снимать успевай. Изволите попробовать?

— Позже. Где находили другие тела?

— Да по округе, в деревне больше не было. Боится, видать, попасться тварь неведомая.

Из-за прикрытых дверей горницы раздалась приглушённая возня.

— О, а вот и те, кого вы позвать велели, госпожа, явились. Не все, боюсь, как-никак теперь уже не самый солнцепёк, люди больше в виноградниках да по делам ходят, так сразу не найдёшь и не соберёшь. Я посмотрю кто там?

— Подожди. Говорят, барон приезжал к вам со своими людьми. Что они нашли?

— Истинно так, госпожа, приезжал. С солдатами и егерями. Егеря всю округу перерыли и ничего не нашли. Барон пообещал, мол, приведёт помощь из инквизиции и уехал. Только вот шесть седмиц как ни слуху от него. А вы не от него разве приехали?

Кристина задумчиво покатала в руке глиняную кружку и отрицательно покачала головой. Странно, и в самом деле. В Доваранге она заходила в миссию Ордена, и ей там, выходит, ничего не сказали, а ведь они знали, каким путём мы поедем. Значит, барон решил не просить помощи?

— Так мне звать людишек-то, госпожа? — напомнил о себе староста.

Кристина согласно кивнула и, подождав пока староста выйдет за дверь, сразу обернулась к Эйсиан.

— Что скажешь?

— Это дело рук малефика. Ритуальное жертвоприношение. Похоже, кто-то хочет провести один из ритуалов открытия тёмных врат, — тёмная поёжилась, словно от холода

— Ты можешь сказать какой и на кого он рассчитан? — Кристина вопросительно изогнула бровь.

— Нет. Эта тема даже у нас запрещена и проклята. Только в общих чертах говорят, чтоб знали, какая это дрянь, если столкнёмся с признаками. А так любого, кто вздумает таким интересоваться, оскопят, четвертуют, а тело сожгут и пепел спустят в отхожее место.

— Какой здравый и правильный подход к вопросу! — Кристина одобрительно кивнула. — Вот только в нашем случае это очень плохо. Я тоже знаю только то, что мученические жертвоприношения невинных, желательно детей, идущие с привязкой к лунному циклу и строго по времени — это верный признак тёмного ритуала призыва.

— Карающий Свет! — отец Тобс аш подпрыгнул. — Да кто же в здравом уме демона сам на свою голову накликать решится! Да и чужаков в деревне нет, на них-то в первую очередь подумали бы и на вилы, скорей всего, подняли. Да и откуда деревенским о таких бесовых вещах узнать-то?!

— Не представляю. Тут ведь мало знать о самом ритуале, который кстати не только запрещён, но и книг даже нигде нет с его описанием. Нужно ещё и редкостной тварью быть для его проведения.

Староста вернулся в комнату ещё с тремя мужиками. Ну, один, сразу видно, местный священник. Низенький, пузатый, в добротной рясе, он сразу, как вошёл, злобно уставился на отца Тобса. Похоже, не будь здесь посторонних, сходу в глаза вцепился бы. Двое других, тоже не самые бедные, судя по одежде.

— Вот отец Гвирташ, Айвин и Козьма, ну, я о них говорил. Остальные на виноградниках или ещё где, не удалось так быстро их найти, госпожа.

— Хорошо. Начнём, пожалуй, с вас, святой отец. Остальные подождите в другой комнате. И ты, Глен, тоже.

Подождав, пока все выйдут, Кристина жестом предложила священнику присесть и сама налила ему воды в кубок.

— Вы давно служите в этом приходе, святой отец?

— А то как же, госпожа старший экзекутор, уже почитай пятнадцать лет я за своей паствой приглядываю, оберегаю их от всяких соблазнов, зла и ересей — на словах про зло и ересь он злобно зыркнул на отца Тобса и на Эйсиан.

— Это очень хорошо. А новые люди в вашей деревне в последние месяцы появлялись?

— Нет, жить к нам никто не приезжал. А вот проездом хватало, а как же. Купцы как всегда приезжали за вином. Но это люди известные, они уже который год к нам заглядывают. А окромя их только путники, но они у нас боле одной ночи-то и не задерживаются.

— В церковь все ходят? Нету таких, кто стал бы избегать появляться в ней?

— Есть, — священник помрачнел, — некоторые родители погибших отроковиц перестали ко мне приходить. Пошатнулась в них вера, считают, по божьему