Переписка с О. А. Бредиус-Субботиной. Неизвестные редакции произведений. Том 3 (дополнительный). Часть 1 - Иван Сергеевич Шмелев

пансионе. Зубов рвать не давай! прошу!! Это — прихоть медика. Я Серову верю. Он сказал: если бы _с_н_и_м_о_к, не просвечивание показали, что _н_е_о_б_х_о_д_и_м_о… — другое дело. Но этого _н_е_т. И были бы боли, воспаление… — все, значит, — чушь. Пощади себя. Займись собой, если, действительно, хочешь _ж_и_т_ь, хочешь «встречи» и — нерасставанья до конца. «Куликово поле» — по сердцу, да? Я рад, милка. _Д_л_я_ _т_е_б_я_ — писалось. _В_и_ж_у. Если бы, я сам тебе мог прочесть!.. Я всю душу вложил бы в чтение. Я говорил бы сердцем — сердцу. И ты приняла бы, м. б., еще нежнее, глубже. Да когда же этот нарочито-монах доставит тебе «часть» посылки?! Хотя бы 1 флакончик духов. Там еще конфеты, клюква… вязига… Но какая досада… ты любишь черносливку, я тут угадал… а он не взял! Ну, что мне делать?! И всего фунт! И — бананы сухие, тебе бы очень понравились, и хорошее питание. Рису бы тебе послать! Есть у меня. Если бы ты вот здесь была… вот в этом кресле… я бы припал к тебе… я бы так нежно коснулся твоей руки… в глаза глядел бы… ножки целовал бы твои, моя прекрасная!.. Твою «грелочку» кладу на подушку ночью… прижимаюсь глазами к ней, вдыхаю… проснусь, под щекой рукавчик, жадно целую… полусонный, шепчу, ласкаю… нежная моя, Оля моя… ты со мной. А ты… сущая, — да-лё-ко..! О, какая терзающая мука… И _к_о_м_у_ это нужно? во имя че-го?! для чьего счастья?! У тебя _н_е_т_ освященного союза… _о_н_и_ же не признают таинства брака… и брак для них — _н_е_ таинство, а юридическая сделка. Все равно, и освященный в православной церкви! _Н_е_т_ таинства — в односторонности. Он — _н_е_ мог принять, как «невер», этого таинства. Так это все искусственно, это лишь в эмиграции установился «обычай» освящения, такого! У них нет таинства священства. Все это — _н_е_ обязывает. А для тебя уже явно — нет _з_д_е_с_ь — _с_в_я_т_ы_н_и, в _т_а_к_о_м… тут полное одиночество, твое… ни тени «души в душу»… — Ну, оставим, не надо мучиться и мучить. Тут, в таком браке — голый эгоизм, вопиющая односторонность: на одной стороне все _в_ы_г_о_д_ы_ — на другой — сплошь томленье! И это… «связано» Господом? Кощунственно думать так. Кощунственно — и рабой быть в _т_а_к_о_м_ союзе. Ты сумасшедшая! Я тебя… «разлюблю… — когда увижу»?! Мало ты меня знаешь. Я онемею от тебя, да… я не в силах буду говорить… я знаю. Я тебя во сне видел, смутно… ты что-то кроила, с мамой… что-то деловое говорила ей… Я тебя начинаю видеть во сне… только забываю… И Олю вижу, добрую… в светлом, хорошо это. Я здоров. Оспа привилась. Никого, ничего мне не нужно, только, чтобы ты была здорова, чтобы ты _б_ы_л_а… и мы — _ж_и_л_и_ душа в душу. Завтра опять за «Пути Небесные». Надо их _в_з_я_т_ь. Дари тонет в тебе. Ну, будем же бережны друг к другу. Будем кротки, нежны, чисты, Оля. Я — я отныне ни тенью мысли-слова не омрачу тебя. Я молюсь за тебя. Ночью я шлю тебе привет в молитве. Моя светлая, Господь с тобою. Будем верить, будем надеяться на Милость Господа. Он видит наши души, сердце наше. И наши цели. Оля, пи-ши! Это твой долг, твоя радость — и мое счастье: Оля будет творить!

Целую, нежная моя ласка-Оля, твой Ваня

Начало «Куликова поля» послано 28.II на Сережу. Посылаю 3.III.

117

О. А. Бредиус-Субботина — И. С. Шмелеву

5. III.42

Милый мой, родной Ванюша!

Пишу в надежде, что завтра утром, в 8 ч. уеду в Гаагу. Ничего не могу загадывать теперь, и все зависит от того, пройдет ли благополучно день и ночь (без кровоизлияния). Получила письмо от о. Д[ионисия], где он зовет меня остановиться у них, в церковном доме.

Посмотрю: если будет холодно и мало покоя, то поищу комнату в Hotel’e. Это м. б. самое разумное. Готовить же себе обед я смогу в церковном доме. Это обстоятельство очень облегчает все дело, т. к. тогда я могу взять просто продукты. Удалось получить, выменять картофельные номера (мы дали картофель, а нам No), на натуру, т. к. у нас самих карточки отобраны.

Хлебные тоже достану. Молоко возьму сгущенное и т. д. Смогу вероятно доставать рыбу. Поститься я брошу, если это будет неудобно и трудно. Не в этом дело!

Я чувствую себя хорошо! Ничто не болит. Тоски больше нет. Сплю хорошо, несмотря на отчаянную возню мышей.

Головокружения прошли совершенно. И, представь себе, я даже перестала худеть!

Все же я считаюсь с возможностью (даже м. б. необходимостью) лечь в клинику для исследования. Поэтому я и уезжаю с таким рассчетом, что из Гааги проеду в Амстердам к своему специалисту и покажусь ему. Если он захочет, чтобы я осталась там, то я останусь.

Сколько я пробуду в Гааге — не знаю. Хочется очень отдохнуть… М. б. до конца 5-ой недели. Мне очень хочется поговеть. А теперь, ввиду этого «казуса» с почкой… чувствую особую потребность.

Ванюшечка, помолись, чтобы операции не надо было! Хоть знаю, что просить тебя не надо, что и сам помолишься!

У меня бодрый дух после твоего милого письма 23–24.II.

Ты — моя радость, моя жизнь, моя вся сила и бодрость, Ваня!

Я постараюсь в Гааге достать твое все, что ты мне написал. И о тебе. Но я без всего того, что сказали о тебе другие, — знаю _к_т_о_ _т_ы! И мне иногда страшно, что я так просто, так «по-домашнему» к тебе… И кажется, что, увидь я тебя… смутилась бы… и не сказала бы ни «ты», ни «Ваня». Так я ничтожна и мелка… и _т_а_к_ _я_ _с_м_е_ю_ тебе?!

Я бы в прах упала перед тобой!

Ванюшечка, радость моя, пишу коротко сегодня, т. к. уже скоро 5 ч., а мне нужно еще собраться и распорядиться, и на почту сходить. А вечером в 8 ч. мы с визитом у бургомистра, — давно уж сговаривались. Редко-умный, чуткий человек, знающий нашу душу и сущность. Я поражена была здесь услышать такое свежее слово!

Ну, дорогой мой, обнимаю тебя и люблю. Твоя Оля

[На полях: ] Я тебе уже писала, что «Куликово поле» получила. Очарована! Унесена!

Ваня, я мечтаю о чудной, дивной книжке «Куликова поля»! Я вижу ее… эту «цветную триодь» твою!249 Она же, полуцерковная! Т_р_о_и_ц_к_о-Сергиева!

Вань, ты да-вно обещал рассказать о том, как О. А. на скачках тебя «учила».

Конфеты твои (рождественские) чудесны! Я же писала! Я их почти все съела, а хотела сберечь.