Война ведьмы - Джеймс Клеменс

— Вы придаете большое значение различиям между двумя нашими народами — мирая и дрирендая.

Он пожал плечами.

Голос Сайвин стал тверже.

— Я поделюсь с вами тайной мирая — тайной, неизвестной даже большинству моего собственного народа. Я открыла эту тайну Шаману Пиноррру, и он послал со мной свою единственную внучку, не только как доказательство своей поддержки, но и как доказательство моего утверждения.

Билатус при упоминании коллеги-шамана сел прямее.

Верховный Килевой прищурился.

— Какого утверждения?

— Мы — не разные народы. — Она внимательно смотрела на Верховного Килевого. — Мирая и дрирендая на самом деле — одно племя.

От изумления собеседники Сайвин потеряли дар речи. Наконец Билатус фыркнул:

— Невозможно.

Сайвин положила ладонь на голову дремлющей Шишон.

— Вот доказательство.

Верховный Килевой взглянул на девочку, затем опять на Сайвин.

— Я не вижу здесь никаких доказательств — только полоумного ребенка с наполовину парализованным лицом.

— Увидите. — Сайвин стиснула кулак. Она надеялась, что так и будет. Взглянув на Ханта, она указала на Шишон. — Вы можете взять ее на руки?

Младший из Кровавых Всадников взглянул на отца, ожидая его разрешения. Получив от Верховного Килевого одобрительный кивок, Хант поднял Шишон с колен Сайвин. Спящая девочка тихонько застонала и обвила крохотными ручонками шею Ханта.

Сайвин встала.

— Чтобы доказать вам мою правоту, мне нужна будет кровь дракона.

Билатусу пришлось дважды оттолкнуться от кресла, чтобы встать.

— Как ты собираешься достать…

Сайвин вытащила из-за запястья длинный кинжал.

— Вот этим.

Она сразу же осознала, что поступила глупо и неосторожно, обнаружив два меча у своего горла. Сайвин даже не заметила, как Верховный Килевой или его сын пошевелились. Кончики их клинков уверенно прикасались к коже у нее на шее..

Сайвин наконец опять обрела дар речи.

— Я не собираюсь никому причинить вреда. Нож мне нужен только для того, чтобы взять у моего дракона немного крови. — Сайвин развернула кинжал в ладони и взяла его за лезвие, протянув рукоять Верховному Килевому. — Если вам так спокойнее, пожалуйста, возьмите его. Я даже доверю вам ударить дракона, чтобы добыть его кровь.

Верховный Килевой прищурился, явно пытаясь оценить искренность ее слов и намерений. Сайвин не отвернулась от его тяжелого взгляда, хотя кинжал в ее пальцах слегка дрожал.

Наконец предводитель Дрирендая опустил меч и знаком велел сыну сделать то же самое.

— Нет, Сайвин из мирая. Если непременно надо, чтобы этому спящему зверю прокололи шкуру на моей палубе, так я думаю, что лучше пусть это будешь ты. — И снова на его губах мелькнула тень улыбки.

Сайвин медленно вложила кинжал обратно в чехол и глубоко вздохнула.

— Прошу прощения за то, что встревожила вас. Я не думала о возможной угрозе, когда обнажила нож. Я только хотела пояснить свои намерения.

Верховный Килевой вложил меч в ножны.

— И какие же это намерения?

Сайвин слегка съежилась. После того, как они так переполошились, увидев нож, может быть, не следовало излагать им теорию Шамана Пиноррра. Но они смотрели на нее и ждали ее ответа.

Внезапный стук в дверь избавил Сайвин от необходимости отвечать.

Билатус открыл дверь и впустил взволнованного матроса. Входя, матрос стащил свою промокшую шапку и испуганно посмотрел на Верховного Килевого.

— Верховный Килевой, господин. «Шпора Дракона». Через шторм передали весть. В ее мачту ударила молния. Даже видно, что там паруса горят!

Хант взглянул на своего отца.

— Это корабль Шамана Пиноррра.

И снова Сайвин почувствовала, что все смотрят на нее — и в сотый раз она пожелала, чтобы Каст был здесь.

* * *

За спиной Пиноррра в проходе метались крики тревоги. Пронзительные испуганные вопли, отрывистые приказы. Пиноррр не обращал на них внимания, идя по узким коридорам к носу корабля. Тела Джабиба и Гилта, должно быть, уже обнаружили. Он убыстрил шаг, поняв, что стоит ему сбавить ход, и огонь у него в крови утихнет — а нынешняя ночь не годилась для прохладных голов или мудрых советов. Гнойный нарыв, созревший на этом корабле, можно было вычистить только пламенем.

Внезапно, словно боги услышали его мысли, из открытого люка где-то у него за спиной повалил густой дым. Пиноррр закашлялся. Он почувствовал запах горящего дерева и снова услышал рев и вопли. Он замедлил шаг и обернулся. В дыму, среди неистовых воплей о помощи захлопнулся люк. Над головой простучали бегущие шаги — люди удирали с гребной палубы у него над головой.

Весь корабль встревожился.

Пиноррр почти чувствовал отчаяние команды. Что-то было не так, что-то более серьезное, чем даже убитые моряки.

Пиноррр взглянул на свой окровавленный меч и обвисшую косу в левой руке. Возможно, эта суматоха — новый трюк Ульстера? Что-то, затеянное чтобы отвлечь команду, пока помощники килевого избавляются от шамана?

Он крепче ухватился за меч; его рукоять удобно лежала в его руке.

По какой бы причине ни подняли тревогу, это его больше не касалось. Он больше не был шаманом «Драконьей Шпоры», и даже не был ее воином. Этой ночью Пиноррр был местью богов, которой придали облик человека и дали в руки сталь.

Он шел к каюте килевого, в которой, если Пиноррр правильно представлял себе Ульстера, укрылся перепуганный трус. Пиноррр крепче сжал меч. Ему хотелось увидеть выражение лица килевого, когда он узнает, что посланные им убийцы потерпели неудачу — хотя скорее всего это будет последним, что увидит Пиноррр. Потому что, справедливо ли Пиноррр убил Гилта и Джабиба или нет, он не думал, что его за это пощадят. Корабельному шаману запрещалось прикасаться к стали, а убийство влекло за собой смертный приговор.

И все же Пиноррр знал, в чем состоит его долг. В конце концов, духовная судьба корабля была в его руках. Он больше не мог позволить Ульстеру пачкать палубы.

Наконец Пиноррр дошел до своей цели. Перед широкой дверью, окованной железом, он секунду передохнул. Затем он поднял меч и постучал рукоятью по двери.

Изнутри раздался окрик:

— Я знаю о пожаре! Я иду!

Пиноррр моргнул от этого ответа. Какой пожар? Не успел он призадуматься над этой тайной, как дверь распахнулась. Перед ним стоял Ульстер, набросивший кожаную куртку. Полуодетый килевой замер, увидев, кто стоит в дверях.

Несколько мгновений ни один из мужчин не двигался.

Наконец Пиноррр швырнул косу Джабиба к ботинкам Ульстера. Это был жест воина, обращенный к предводителю — знак убийства во имя защиты корабля. Окровавленная коса шлепнулась о палубу, словно мокрый лист бурой водоросли.