Жаждущие престола - Валентин Пронин

Там расположились русское и шведское войско – несколько поодаль друг от друга. Дмитрий Шуйский, зная о бывшем содружестве генерала Делагарди со Скопиным, всячески его ублажал и расхваливал. Делагарди поддался лести царского брата и явился в его шатер пировать. Оценивая свое превосходство над войском Жолкевского, не зная о его непредвиденном пополнении казаками и ратниками Салтыкова, командующие царской армии проявили редкую беспечность.

Заходил узнать обстановку перед боем Эверт Горн. Вошел в шатер князя Шуйского и увидел там сильно захмелевшего Делагарди.

– Что, Эверт? Что ты беспокоишься? – пьяно выкрикнул шведский герой, сподвижник Скопина. – Завтра мы с князем Дмитрием раздавим гетмана, как таракана…

– Верно, Яков! Мы их заставим убегать шустрее зайцев, – хвастался Дмитрий Шуйский, будто бы в его жизни ослепительно блистали торжества побед, а не кукожились от презрения всей Москвы бесконечные «беспортошные» поражения. Воеводой «без порток» называли Дмитрия Ивановича народ, бояре, ратники и сам царь Василий Иванович. Называл-то царь брата издевательски, а предводительствовать в ратях все равно поручал. Брат родной, едина кровь рюриковичей, а может, и престолонаследник… Скопин тоже по крови подходил, но… все же только племянник, а не брат. Вот и того: получилось, как получилось.

– Я этого спесивого поляка возьму завтра в плен, – продолжал, наливая очередной кубок медовухи, Делагарди. – Вот увидишь.

Генерал Горн постоял молча несколько минут и покинул шатер царского брата, так и не сказав ни слова.

Разбуженный посреди ночи лагерь союзников огласился истошными криками и конским ржанием. Не ожидавшие ночного нападения шведы и русские все же успели вооружиться. Взлохмаченные, краснорожие полководцы Делагарди и Шуйский залезли в седла, поддерживаемые с двух сторон адъютантами.

Перед своим отрядом, строгий и насупленный, стоял, ожидая начала сражения, Эверт Горн. Едва польские гусары и казаки поскакали через вязкое поле, перепрыгивая плетни, Горн бестрепетно двинулся им навстречу. На полях под Клушином сошлись гусары Речи Посполитой, донские казаки Заруцкого, русские «воры» Салтыкова с многонациональной «шведской» армией, в которой шведов было не так уж много. А за наемной оравой короля Карла IX поскакало в бехтерцах, кольчугах и тягилеях, размахивая татарскими саблями, дворянское ополчение царя Шуйского. И устремились с копьями, пищалями, круглыми щитами и топорами на длинных топорищах краснокафтанники-стрельцы и собранная по городкам, селам да слободам московитская неповоротливая пехота.

Брань, слова команд и отчаянные проклятия ревели едва ли не на всех языках Европы над клушинским полем, крутым пригорком и кромкой леса, где взошло уже солнце. По-русски матерились с обеих сторон; зато от воинства Жолкевского орали поляки, литовцы и литовские татары, а под предводительством Делагарди и Горна ругались на шведском, немецком, английском, шотландском, французском и финском. Забавно это было бы, если б не трещали выстрелы, не лязгало железо, не свистели пули и не поливала бы свежую зеленую травку алая кровь бойцов. А длился бой четыре часа.

Передовой воевода Бутурлин был ранен. Его унесли с поля. Уже дрогнул и стал отступать полк Андрея Голицына. Русское войско ожидало, что Дмитрий Шуйский бросит им на помощь основные силы. Но Дмитрий Шуйский, как чугунный болван, стоял среди своих нетерпеливо глядевших ратников и, как это с ним происходило множество раз, чего-то выжидал. Не получая помощи, войско Голицына рассыпалось в ближнем лесу. Эскадроны польских гусар несколько раз лавиной неслись на русскую пехоту. Их яростно и упорно отбивали метким огнем и отчаянным ближним сопротивлением. А Шуйский все ждал. Что ждал князь? Какой-то мозговой упор постигал его в такие минуты. Но царь Василий Иванович опять и опять посылал брата, чтобы он победил и прославился. Но он не способен был принять решение и начать действовать. Он выпучивал оловянно-мутные глаза и… выжидал. И некому ему было крикнуть в такую пору: «Ну что ты ждешь, дубина стоеросовая? Люди же гибнут зря!» Он так и простоял в обозе.

Натиск польской кавалерии ослабел, гусары и лошади устали. Тогда часть наемников шведского короля – англичане и французы – решили начать атаку на поляков по собственному разумению. Они поскакали через клушинское поле навстречу врагу. Дали залп из мушкетов. Но поляки встретили их дружным натиском и рубкой отточенными палашами. Это были опытные и смелые рубаки. Французские и английские мушкетеры смешались, отпрянули, не выдерживая атаки гусар, и бросились назад.

Дмитрий Шуйский сохранил достаточные силы для решительного наступления на понесших значительные потери поляков. Но он медлил. При нем находилось восемнадцать полевых орудий. Однако князь моргал и, хотя пушкари зажгли уже фитили, приказал отставить. Если бы не знать, что Дмитрий Шуйский нестерпимо хотел победить врагов, его поведение могло бы выглядеть как чистое предательство.

В сражении наступил долгий непредвиденный перерыв.

Подъехав к Шуйскому, князь Андрей Голицын, раненный в плечо и голову, но бившийся до последней возможности, спросил:

– Князь Дмитрий Иванович, что ж ты подмогу мне не послал, когда уж невмоготу стало?

– А я решил повременить. Пущай поляки сами устанут.

– Да я из-за твоего повременения половину полка потерял убитыми.

– Ну что жа, рать есть рать… Гибнет народишка – от…

– А почему пушки молчали, когда поляки ускакали в обрать? Чего еще надо было? – Князь Голицын в упор смотрел на этого надутого дурака, и челюсть его вместе с бородою тряслась.

– Ты на меня не фырчи, Голицын, – обиделся Дмитрий Шуйский. – Меня главным воеводой царь Василий Иванович поставил.

Андрей Голицын ударил своего коня плеткой и отъехал, скрипя зубами.

Делагарди с трудом удерживал в повиновении свое разноязыкое воинство. Требуя денег, солдаты едва не взбунтовались накануне сражения. Шведы получили от царя огромную казну.

Однако, ожидая, что в бою армия сильно поредеет, генерал решил перенести расчет с войском на более позднее время. Стоило Делагарди отъехать на совет с Горном, наемная армия подняла мятеж.

– Эй, шведская крыса, почему не платишь деньги? – кричали ему по-французски. А Делагарди кое-что во французском смыслил.

– Он хочет, чтобы нас всех перебили, а московитские золотые схапать к себе в сундук, – гудел рыжий немецкий ландскнехт. По-немецки Делагарди разбирал легко. Тогда он бросился в обоз и стал раздавать деньги шведам.

Оценив происходящее в лагере наемного войска, Жолкевский послал к шведам племянника для заключения договора. Первыми на сторону врага перешли французы. Затем заколебались немцы. Узнав, что происходит измена нанятого войска, Дмитрий Шуйский послал дворянина Гаврилу Пушкина с обещанием огромного вознаграждения.

Пытаясь спасти шведскую армию от полного распада, Делагарди предал союзников. Он съехался посреди клушинского поля с Жолкевским, чтобы заключить с поляками перемирие отдельно от русских. Тем временем половина его разноплеменных рот, построившись по ранжиру, прошла мимо генерала и присоединилась к полякам.