Новая Луна - Йен Макдональд

— Уже вызвала, сеньора Корта.

— Да я же тебе сказала: Ариэль.

Марину будит крик. Он в коридоре, бежит, пока Хетти все еще информирует ее о тревоге в палате Ариэль Корты. Ариэль переместили из ОИТ в отдельную комнату на уровень выше, там, где раньше размещалось семейство Корта. Движущая сила заносит Марину в палату, и там она врезается в стену возле койки. Медицинские боты высовываются из люков в стене, чтобы изучить ее. Поверхностные ссадины, серьезного ущерба нет.

— С вами что-то случилось?

— Ничего.

— Я услышала… Хетти подняла меня по тревоге.

— Ничего!

Койка снова приводит Ариэль Корту в сидячее положение. Хетти передает диагностические данные, но Марина и так видит страх в широко распахнутых глазах Ариэль, слышит ее сдавленное дыхание и подмечает губы, возмущенно искривленные от того, что ее застигли в таком неподобающем виде.

— Я не уйду.

— Ничего. Нет. Я его увидела.

— Барозу… — начинает Марина. Ариэль вскидывает руку.

— Не произноси вслух. — Она сердито вздыхает, сжимая кулаки. — Я все время его вижу. Каждый раз, стоит чему-нибудь шевельнуться; боты, кто-то в коридоре, ты; и он тут как тут.

— Нужно время. У вас была травма — серьезная травма, вы должны исцелить свою память…

— Вот только не надо мне этого терапевтического трепа и прочего исцеляющего дерьма.

Марина прикусывает язык. Она выросла на разговорах о хорошем самочувствии, о балансе, равновесии и перерождении. Кристаллы вращались, чакры светились. Обиды хромали, травмы получали раны, оскорбления — увечья. До нее вдруг доходит, что она никогда не задумывалась о принципах и идеях в основе всего этого. Дело-то в аналогиях. Но исцеление, практическое исцеление может касаться только тела, не эмоций. С эмоциями все может произойти по-другому — если вообще ранены эмоции, если «рана» не просто еще одна аналогия для реальности, у которой нет имени и для которой нет слов, помимо переживания эмоции как таковой. А может быть, дело и не в процессе, а во времени и угасании воспоминаний.

— Мне жаль.

— Дерьмо эта ваша самопомощь, — рычит Ариэль. — Что мне нужно: мне нужна возможность снова ходить, а также ссать и срать, не чувствуя что-то теплое в мешке на бедре. Мне нужно выбраться из этой койки. Мне нужен проклятый мартини.

«Ты сердишься», — едва не говорит Марина. Нет.

— Мой брат, Скайлер, служил в армии.

— Правда? — Ариэль приподнимается на локтях. Койка вторит ее движению. История из жизни. Люди, которые делают разные вещи; она такое любит.

— Он работал где-то в Сахеле. В тот период армию бросали в дело по любому поводу, будь то вспышка какой-нибудь заразы, устойчивой ко всем лекарствам, беженцы, голод или засуха.

— Что вы, ребята, вытворяете там внизу — я в этом ничегошеньки не смыслю.

Марина чувствует укол ярости. Да что о себе возомнила эта высокомерная богатая шлюха-адвокатша? Богатая шлюха-адвокатша с Луны. Парализованная после удара ножом. Пусть эмоция угаснет. Успокойся. Исцелись.

— Он занимался информационным сопровождением. Каждому кризису нужно информационное сопровождение. Но он все равно насмотрелся всякого. Дети. Они были хуже всего. Только это он и сказал. Ничего не хотел объяснять. Они на эту тему не говорят. Ему поставили диагноз: жертва ПТСР. Нет, возразил он. Я не жертва. Не делайте из меня жертву. Тогда люди только это и будут видеть. Тогда это станет всем, что я есть.

— Я не жертва, — говорит Ариэль. — Но я хочу прекратить видеть его.

— Я тоже, — отвечает Марина.

— В каком это смысле ты не трахаешься с другими людьми?

Два часа ночи, и Марина, и Ариэль опять страдают бессонницей в палате медцентра. Они поговорили о людях и политике, о праве и амбициях; поделились друг с дружкой историями и байками из жизни, и вот настал черед историй про секс.

— У меня отсутствует сексуальное влечение к другим людям, — говорит Ариэль. Она полулежит на койке и парит. Доктор Макарэг сдалась, больше никаких предупреждений и предостережений. «Кто платит за ваше дыхание, душенька?» Вейпер новый, длиннее и смертоносней того, которым Марина заколола Эдуарда Барозу. Плавные движения кончика гипнотизируют Марину. — Недопустимо, чтобы они меня отвлекали. Эти слабости, потребность во внимании, необходимость думать о том, кто не думает о тебе… И все это ради того, чтобы договориться о сексе, и сам секс, его начало и конец, а потом еще и любовь. Боже упаси. Куда лучше заниматься сексом с тем, кто всегда доступен, знает, чего ты хочешь, и любит тебя куда сильней, чем кто бы то ни было. С собой.

— Это прям, ой, ух ты, — говорит Марина. Прибыв сюда в качестве свеженапечатанной Джо Лунницы, она изучила сексуальное разнообразие Луны, но есть ниши в этой экосистеме — сексуальном дождевом лесу, — которые ей даже не снились.

— Ты такая земная, — говорит Ариэль и взмахивает вейпером. — Секс с другим человеком — всегда компромисс. Вечные неуклюжие передвижения и перепихон, попытки подогнать одно под другое, и кто кончит первым, и кому что нравится, и тебе не нравится то, что нравится другой стороне, а ей не нравится то, что нравится тебе. Вечно что-то приходится держать в тайне; та вещь, которую ты по секрету любишь или хочешь попробовать, или то, что заставляет тебя забывать обо всем и кричать до потери голоса, но ты не можешь сказать об этом вслух, потому что партнер посмотрит на тебя, спросит: «Ты что, серьезно хочешь это сделать?» — и увидит не того, кого любит, но чудовище. Нет более грязного места, чем то, которое у тебя в голове. Когда ты сама с собой, когда ты рукоблудничаешь, ловишь боб, ищешь жемчуг, играешь в женский гандбол, устраиваешь сиририку; не надо переживать ни о ком другом, не надо сдерживаться. Никто не осудит, ни с кем не сравнит, не утаит от тебя мысли о ком-то другом. Я-секс — единственный честный секс.

— Я-секс? — переспрашивает Марина.

— «Самосекс» звучит грязно, «аутосекс» — это когда боты трахаются, а любое слово, в составе которого есть «эротика», по определению неэротично.

— Но что же ты…

— Что я с собой делаю? Да все, дорогуша.

— Та комната в твоей квартире, куда ты меня не пустила…

— Туда я ухожу, чтобы оттрахать саму себя. Какие у меня там штучки. Как мне там было весело.

— А этот разговор приемлем для работодателя и служащего?

— Как ты уже не раз напоминала, я не твой работодатель.

— Господи боже, — говорит Марина; выражение в духе старой бабушки, но ничего другого ей в голову не приходит, чтобы выразить должным образом изумление и шок. Она как будто открыла ту запертую дверь в маленькой, голой квартире и обнаружила бесконечную страну чудес: луга и радуги, маслянистая кожа и мягкая плоть, оргазмические песнопения.

— О чем ты думаешь? — спрашивает Ариэль.