Топ-модель - Кэтрин Коултер

— Возможно. Но я думала о тебе, и только о тебе. Все мои мысли так или иначе возвращались к тебе. Полагаю, что все это из-за того, что эта жуткая ссора в доме моего отца могла просто уничтожить меня. Если хочешь знать, я хотела близости с тобой еще до того, как увидела тебя в аэропорту. Да и вообще я все то время думала только о тебе. А когда увидела тебя в зале ожидания и поняла, что ты единственный человек, который любит меня по-настоящему и желает всей душой, я просто обезумела… Не знаю, как это сказать…

— Линдсей?

— Да?

— Не уходи от меня. Не убегай от меня так, как ты это сделала в прошлый раз. Несмотря на все свои беды и несчастья, не уходи от меня. Забудь обо всех своих страхах, обо всех своих неприятностях, поговори со мной, поделись своими мыслями. Или просто сиди здесь и смотри на меня. Можешь даже отвернуться, если не хочешь смотреть, — но только не уходи. Я безумно люблю тебя и думаю, что вместе мы сможем преодолеть все трудности. Попытайся понять меня и поверить в мою искренность. Ты можешь это сделать?

Ее молчание становилось невыносимым.

— Я даже готов позволить тебе купить мне горячие сосиски возле музея, чтобы хоть как-то отметить твое неожиданное богатство.

Линдсей резко повернулась к нему, не разрывая объятий, и неожиданно улыбнулась:

— Хорошо, я не стану убегать от тебя. Думаю, что уже настало время прекратить все свои эксперименты, как ты считаешь? Тем более что я уже далеко не глупая и совершенно неопытная девочка, которой когда-то была. Я не стану таить обиду на чьи-то слова или поступки. Нет, я уже вполне взрослая женщина, а взрослые люди должны ко всем вещам относиться спокойно, уравновешенно и не допускать непродуманных поступков.

— Аминь, — неожиданно бухнул Тэйлор, не будучи до конца уверенным в том, что именно это слово подходит к данной ситуации.

Но в тот воскресный вечер, когда они вернулись домой после продолжительной пробежки в парке, он еще раз убедился, что жизнь часто преподносит на своем изысканном блюде такие неожиданные сюрпризы, которые и представить себе невозможно.

Тэйлор стоял под душем в ванной, выиграв право помыться первому с помощью монетки. Правда, в этой огромной и очень старомодной квартире была еще одна ванная комната, но в ней, к сожалению, не было душа, а сидеть в ванне, умываясь своим собственным потом, никому из них не хотелось.

Он был в прекрасном расположении духа и старательно скреб себя мочалкой, насвистывая при этом какую-то веселую и незатейливую мелодию. В этот момент ему казалось, что сегодня самый счастливый день в его жизни. Жаль только, что у него не было музыкального слуха, как и у отца, но сейчас это было совершенно не важно. Еще раз намылившись, он подумал, что наконец-то у него появилась реальная надежда на прогресс в отношениях с Линдсей. Мало того, что она согласилась выйти за него замуж, так она еще рассказала ему почти все о своей жизни, открылась ему после долгих и мучительных колебаний. А в постели она просто великолепна. Никогда еще он не получал такого удовольствия от секса, и это было самое удивительное открытие за все последнее время.

По правде говоря, Тэйлор сильно сомневался, что вновь испытает нечто подобное. Вряд ли Линдсей снова станет такой, какой была в ту памятную ночь. Конечно, он не мог не видеть страстного желания в ее глазах, но укоренившийся в ее душе страх все еще мешал ей расслабиться, позабыть обо всем и полностью отдаться чувственному наслаждению. Когда он прикасался к ней, она враз застывала, превращалась в ледышку и дрожала от страха. У него даже кровь в жилах стыла от этого. Правда, прошлой ночью…

Вытершись насухо теплым полотенцем, он пошел в спальню, быстро натянул узкие джинсы и толстый свитер с высоким воротом, а потом направился в гостиную, так как услышал там чей-то женский голос. Вероятно, это Гэйл пришла навестить свою подругу.

Уже на пороге гостиной он вдруг обнаружил, что это не Гэйл, а какая-то совершенно незнакомая ему женщина с великолепной фигурой и горделивой осанкой. Она была одета в черную кожу и производила потрясающее впечатление, хотя лица ее он пока не видел. Она стояла перед сидящей на стуле Линдсей и чем-то напоминала строгую школьную директрису, которая отчитывает провинившуюся школьницу. Линдсей действительно выглядела так, словно ее вызвали в кабинет и потребовали немедленно отчитаться о своем безобразном поведении. Тэйлор замер на пороге, неожиданно став свидетелем не совсем обычного разговора.

— …О да, Линдсей, — произнесла эта женщина настолько елейным голосом, что у него даже сердце екнуло. — Отец все еще рвет и мечет, требуя твоей головы. Он по-прежнему считает тебя злобной и несносной шлюхой… Впрочем, ты сама все это слышала. Он тогда выразился достаточно внятно, насколько я помню. К сожалению, он не сумел удержать себя в рамках приличий. Однако сейчас у меня все основания полагать, что он готов пересмотреть свое отношение к тебе, если и ты пересмотришь свое отношение к бабушкиному наследству. Послушай, Линдсей, это было бы справедливо, правильно и в высшей степени добропорядочно с твоей стороны. Наследство его матери по праву должно принадлежать ему, и тебе это прекрасно известно. Он до сих пор не уверен, что ты правильно поймешь его, и поэтому я приехала к тебе, чтобы откровенно поговорить с тобой от его имени. Я уже сказала ему, что ты немного успокоишься и все станет на свои места. Разумеется, ты очень расстроилась из-за смерти бабушки и своей матери, и мне кажется, что именно это повлияло на твое решение. Я давно говорила ему, что он недооценивает тебя, Линдсей. Вряд ли было умно с его стороны считать тебя полной идиоткой. Я же знаю, что тебя нельзя упрекнуть в излишнем эгоизме или безудержной жадности. Надеюсь, ты примешь единственно правильное решение и к тому же вполне справедливое, как я уже сказала.

В течение какого-то времени в гостиной висела гнетущая тишина. Тэйлор понимал умом, что должен немедленно войти в гостиную и положить конец всему этому спектаклю, но все-таки решил еще немного подождать, не торопить события. Вскоре послышался слабый голос Линдсей:

— Ты, Сидни, тогда хранила гордое молчание, бросив мне в лицо лишь легкий упрек в том, что, дескать, в тихом омуте черти водятся. А вот сейчас ты примчалась сюда в качестве персонального эмиссара отца, а точнее сказать, в качестве его личного адвоката.

— Да, можно и так сказать. Более того, я нахожусь здесь также и в качестве его дочери и твоей сестры. Я приехала к тебе, чтобы устранить все досадные недоразумения и призвать тебя к здравому смыслу. Представь себе, каково сейчас отцу! Ведь ты же знаешь, что он необыкновенно гордый человек, и если решился на этот шаг, то ему это стоило немалых усилий. Он смирился с волею обстоятельств, прошел через унижение и согласился изменить свое отношение к тебе, что равносильно признанию своего поражения. — Она сделала многозначительную паузу, а потом неожиданно рассмеялась. — Тебе нужно было остаться у нас на какое-то время. Делмартин отвез тебя в аэропорт, а потом позвонил Холли и строго-настрого запретил ей что-либо переделывать в нашем доме под угрозой карающих санкций правосудия. Ты бы видела, как эта глупая сучка визжала от злобы и ярости! Это был самый настоящий истерический припадок. Я с огромным удовольствием наблюдала за тем, как она металась по дому в поисках бутылки виски, а потом надралась до чертиков и рухнула на пол. Отец уже стал поговаривать о том, чтобы выгнать ее ко всем чертям. Она висит на его шее как тяжелый груз. Ведь она из-за своего беспробудного пьянства не может выполнять даже простейшие обязанности. А ее внешний вид! Она так растолстела, что и представить себе трудно. Дирижабль какой-то, а не женщина. Нет, думаю, что пройдет еще немного времени и отец все равно выгонит ее из дома. Что же касается нашего отца, Линдсей, то он в последнее время стал совершенно другим человеком. Он наш отец, и этим все сказано. Что может быть для нас важнее отца? Это его деньги, и он должен непременно получить их. Как я уже сказала, он все ещё не верит, что ты способна руководствоваться соображениями здравого смысла, но я долго убеждала его, что это не так, что я знаю тебя лучше, чем он, и что ты обязательно согласишься с моим предложением. Ты же любишь его и наверняка не захочешь причинить ему боль, как это сделала бабушка.