Гладиатор. Тевтонский Лев. Золото галлов. Мятежники - Андрей Посняков

– Я не хочу в иной мир, – забираясь в шатер, девушка обернулась, взглянув на галантно придерживающего полог супруга. – Нет, нет, не хочу. Мне и в этом неплохо… да пусть даже и было когда-то плохо, но он ведь наш, родной.

– Ну что ты… – Беторикс хотел было что-то ответить, да замялся, закусил губу и, машинально опустив за Алезией полог, с надеждой посмотрел в небо, уже ставшее темно-синим, звездным, но далеко на западе все еще тронутое узенькой оранжевой полоской заката.

Молодой человек поежился – на дворе стоял уже конец октября, и, хотя днем разжаривало градусов до двенадцати – пятнадцати тепла, ночами иногда бывали уже и заморозки, правда, под плащом из волчьей шкуры было довольно тепло… особенно – двоим. Иногда даже – жарко…

– Что ты там встал, милый? – позвала из шатра супруга. – Опять смотришь на небо? Ждешь изумрудные тучи, о которых как-то рассказывал? Я видела такие сегодня, как раз под вечер, когда мы с тобой… ну, ты помнишь. Там, в эргастуле.

– Ты видела изумрудные облака? – забравшись в шатер, Беторикс встрепенулся было, но тут же поник головою. – Увы… сегодня последний день.

– Почему последний? Что ты такое говоришь, милый?

– Последний день месяца, называемого римлянами октябрь. Последний.

– И что с того? Будет другой месяц, а за ним следующий… Странный ты человек, о, благороднейший супруг мой!

– Да, странный, – вождь согласно кивнул, стягивая с себя тунику.

В шатре было темно, тепло и уютно, пахло свежей соломой и сеном, а снаружи слышны были отдаленные голоса слуг.

– Милая… – протянув руку, молодой человек нащупал теплое плечо жены, погладил нежно и ласково, прошептал: – Не замерзнешь раздетой?

– С тобою – нет… – шепотом отозвалась юная женщина. – Или ко мне, мой любимый… Иди…

Жаркий поцелуй. Ласки. Ах, как сладостны были эти невидимые прикосновения, словно бы во всем этом обозначилась вдруг какая-то тайна, ведомая лишь двоим влюбленным. Снова поцелуи.

Шелковистая кожа.

Горячее дыхание.

Приглушенный стон…

Жаль, в темноте не видно было глаз. Зато хорошо слышно, как бьются в унисон два сердца: тук-тук, тук-тук, тук…

Утром вождь проснулся рано, едва только забрезжил рассвет. Осторожно, стараясь не разбудить спящую жену, выскользнул из шатра – амбакты уже поднялись и разводили костер – в эти времена люди вставали рано и столь же рано ложились.

Поеживаясь от промозглой утренней сырости, Беторикс зашагал к палаткам, однако на полпути остановился, задумчиво оборачиваясь назад. Постоял, почесал затылок и, махнув рукой, свернул к эргастулу. Распахнув дверь пошире, пригнулся, вошел.

И сразу почувствовал – что-то произошло, что-то изменилось! Что?

Опустившись на колени, молодой вождь тщательно обследовал помещение, не упуская ни одной мелочи. Вот здесь, в углу – кладка расшаталась, можно вынуть камень… нет, под камнем – ничего, а под соломой? И под соломой пусто. Тогда что же он такое ощутил? Что? Что изменилось-то?

Та-ак… Задумчиво закусив губу, Беторикс вышел обратно на улицу, немного постоял и снова вошел… Точно! Дверь! Дверь открывалась вовсе не так, как всегда, а как-то туго… Именно туго!

Что же это такое? Что мешает?

Снова зайдя в эргастул, молодой человек закрыл за собой дверь, повернулся, силясь рассмотреть хоть что-то в смутной утренней мгле, едва пробивавшейся сквозь небольшое оконце.

Что-то чернело под самой петлею. Вождь протянул руку…

Обрубок шланга!

Или – велосипедной камеры…

А, ну-ка…

Есть!

В камере имелось послание, записка, небрежно написанная черной гелевой ручкой на мятом, явно вырванном из блокнота, листке.

Холодея, молодой человек поднес листок к свету…

«Здравствуйте, уважаемый Виталий Аркадьевич…»

Виталий Замятин

Виталий Аркадьевич Замятин (он же – Тевтонский Лев, он же – Беторикс) – молодой человек двадцати семи лет, по роду основной своей деятельностью являлся ученым-социологом, аспирантом, подводившим к логическому завершению кандидатскую диссертацию на тему «Поведенческая реакция индивидуумов в условиях экстремальных групп». В качестве таковых групп Виталий выбрал сообщества исторических реконструкторов, или, как они себя называли – «реконов», выбрал и сам не заметил, как в это дело втянулся, да так, что прикипел сердцем. И было к чему… и к кому.

Люди собирались интересные, увлекающиеся, и сам Замятин с самого начала почувствовал себя в их среде, как дома. Начал потихоньку общаться, клепать доспехи да выезжать на тусовки, без которых уже не представлял себя жизни, и даже задумывался иногда – а как же он раньше-то без всего этого обходился? Без выкрашенного по древней технологии корой дрока плаща, заколотого узорчатой фибулой, покрытой красной эмалью, без верного меча на роскошной перевязи, пусть даже и тупого – чтоб под «холодное оружие» не попал, но все-таки.

Был, был во всех этих игрищах какой-то настоящий мужской дух: «Потешные» сражение… нет, скорей даже – соревнования, где было далеко не ясно, кто победит, варварские песнопения у костра, шатры, медовуха с брагой. Каждое лето – а то и не один раз – Виталий, прозванный старым реконским аксакалом «дядюшкой Энгусом» Беторик старался бросать все дела и выбираться на игрища. Всласть помахать мечом, пообщаться, душу отвести. В последнее время он даже и позабыл про свою диссертацию – просто так приезжал, как свой, тем более, что научная работа его подходила уже к завершению. И черт с ней! Главное, как все чаще казалось Замятину, было сейчас вовсе не в науке социологии, а в звоне мечей, песнях у костра, реконских байках… Так вот втянулся, что и не выскочить! Да и не хотелось, честно-то говоря, выскакивать, у многих ли современных людей есть вот такая отдушина, настоящее мужское дело? Почувствовать себя викингом, рыцарем-меченосцем, римским легионером, галлом, германским воином из Тевтобургского леса? Причем поучаствовать без дураков, полностью окунувшись в эпоху, а для этого много чего нужно было знать и уметь.

Во-первых, снаряжение: все должно быть сделано четко по технологиям древности, или там – раннего средневековья (у «ранятников»), либо – позднего (у «позднятников»), все, до самой мельчайшей мелочи должно было соответствовать эпохе. И в этом тоже был особый, доступный только реконструкторам, кайф.

Во-вторых, кроме всего прочего, нужно было научиться сражаться – владеть мечом, копьем, секирой – тоже не такое простое дело, как кажется. Виталию даже пришлось записаться в два клуба – атлетический и исторического фехтования, и вот тут он поднаторел, все ж самому интересно было. Куда более интересно, нежели, скажем, «ролевикам», тоже занимающимся чем-то вроде реконструкций, только не исторических, а литературных. Брали Толкиена или кого-нибудь еще, расписывали роли, а потом разыгрывали, словно бродячие артисты. Тоже, в принципе, ничего себе увлечение, вот только антураж… По сути там его и не имелось вовсе – рваные джинсы, копье из лыжной палки да из старой занавески – плащ. Вот и готов герой, какой-нибудь конкретный герцог или принц. У реконов, слава богу, все было иначе и куда интереснее, хоть они и не изображали какого-то конкретного человека – воина или князя. Главное было в другом – в точности воспроизведения эпохи.