Владыка Смерти - Танит Ли

— Смерть… — продолжал Симму, сметая остатки армий ловкими и сердитыми ударами руки. — Сам Владыка Смерти приходил в Симмурад. Я смотрел в его лицо… А может, я лишь видел его во сне, как и все остальное, — мою жизнь, демонов… Нет. — Он, улыбнувшись, полуобернулся к Зайреку, и тот увидел зеленый камень, который Симму снял с шеи и теребил в руках. — Нет, все чудеса реальны. Но все же, если Владыка Смерти гневается на меня, почему он до сих пор не вернулся? Я вышел и предложил ему сразиться со мной, но он ответил мне пренебрежительно и неопределенно. Несомненно, ему пора бы уже найти какую-нибудь брешь, через которую он смог бы войти сюда.

— Он нашел, — сказал Зайрек.

Симму на мгновение ожил. Как прежде, он задал вопрос взглядом и теперь ждал ответа на него, так леопард выжидает момента, чтобы прыгнуть.

— Да, — подтвердил Зайрек. — Я посланник Владыки Смерти.

Симму рассмеялся. Зайреку был знаком этот смех, но срывающийся не с губ Симму, а с его собственных — безудержный и безумный смех отвращения или отчаяния, но только не радости.

— Так вот почему мне показалось, что встречал тебя раньше. Я видел твоего хозяина у моих ворот. И что теперь? Что он приказал тебе сделать?

— Отравить вашу кровь страданием, а мысли — страхом. Думаешь, этого мало?

Симму вновь склонился над мраморной плитой.

— Страдания и страх неведомы тем, кто живет вечно. Твоему хозяину придется поискать другой способ. Однако как посланника тебя ждет радушный прием. Но почему он выбрал именно тебя?

— Потому что я понимаю, как ты жалок и несчастен, Симму; понимаю, какой платы требует вечная жизнь.

— Симмурад — город чудес, счастья и разума. Мы — боги восточного угла Земли.

Зайрек пристально смотрел на повелителя бессмертных. Колдун понял, что воспоминания и в самом деле стерты из памяти Симму — либо страданиями, либо демонами, с которыми он прежде так много общался. Зайрек распознал также отягощающие Симму цепи ответственности, которых его бывший возлюбленный так боялся, а, согнувшись под их тяжестью, не замечал. Глаза Симму потускнели. В них остались лишь ненависть и мольба. Как однажды Зайрек тщетно просил князя демонов придать его жизни смысл, так и Симму теперь просил Зайрека о том же… и так же тщетно, Неожиданно двери в комнату военной игры широко распахнулись. Вошла светловолосая жена Симму.

— Возлюбленный мой, — холодно обратилась она к Симму, — неужели я не имею права участвовать в твоих делах?.. Я — Кассафех, — обернулась она к Зайреку, — и если Симму — король этого города, то я — его жена, королева. А ты Зайрек-чародей.

— И слуга Владыки Смерти, — подсказал ей Симму.

Кассафех пожала плечами, сверкнув драгоценными камнями.

— Я не верю, что Смерть принимает облик человека, — отозвалась она тоном настоящей купеческой дочери. — И я не верю, что мы на самом деле бессмертны. Мне кажется, что это какая-то хитрость демонов — заставить нас поверить в бессмертие. В последние годы немногие стучатся в наши ворота, — продолжала она, обращаясь к Зайреку. — Почему же никто больше не желает стать вечным, если все это правда? Может, из-за того, что нас называют живыми мертвецами?

— Вообще-то о Симмураде редко вспоминают, — ответил колдун. — Ваш город уже превратился в миф. Лишь отчаявшиеся верят в него.

— Я завоюю их, — прошептал Симму, — тогда они поверят.

— Нет! — закричала Кассафех. — Нет! Ты будешь спать здесь, мой разлюбезный тощий кот, — спать без сил и без любви. Ты — герой! — так я думала когда-то. Я простила бы тебе неверность и равнодушие, но не слабость! — Она солгала, но слова сами слетели с ее губ, и Кассафех удивилась собственной лицемерной страстности. Она нечасто кричала на Симму. Присутствие Зайрека породило в ней ярость, и она осознала, наконец, чего ей не хватает. Неожиданно она спросила саму себя: «Этот красивый чужеземец… Уж не влюбилась ли я в него?.. Если так, то я играю с огнем. Я никогда никого не любила, кроме Симму». На сей раз это было чистой правдой. Многие годы Кассафех ткала, размышляла и ела сладости — этим она жила, но этого было мало для нее — избранницы из сада золотых дев, а ведь сад оказался менее суровой тюрьмой, нежели застывший рай Симмурада.

«Когда я смотрю на этого мрачного человека, мое сердце бьется чаще и мне становится больно, дышать. Я чувствую, что живу, и неважно, какой срок мне отпущен. Да, я люблю Зайрека».

В Симмураде пировали. На столы подавались ароматные и тающие во рту блюда, созданные колдовством или доставленные колдовством со столов королей. После пира в парке с мягкими лужайками и пышными рощами устроили охоту; львы и олени падали, пронзенные копьями прямо в сердце, некоторое время они лежали на земле, а потом, когда их раны заживали, вскакивали и убегали прочь. Деревья сгибались почти до земли под тяжестью плодов. Но эти плоды не имели ни вкуса, ни запаха — разве что пройдет мимо дерева колдунья и произнесет заклинания, придав им аромат и вкус. Листья деревьев и лепестки цветов, которые никогда не вяли, напоминали вощеную бумагу.

Невидимые пальцы наигрывали прекрасные мелодии. Почтенные горожане играли в шахматы и шашки, стреляли из лука и бросали копья в мишень. В комнате военной игры придворные Симму за день трижды покорили мир.

Со всех концов земли, из краев, лежащих далеко за воротами Симмурада, колдовством были доставлены и тут же испробованы всевозможные наркотики. Точно так же появлялись во дворце вина, сласти и роскошные одежды, редкие и удивительные книги, невиданные растения, диковинные животные, украшения, оружие и благовония. Растения сразу же заколдовывали, превращая их в очередные образчики из вощеной бумаги, зверям давали по капле свинцово-серой жидкости, чтобы сделать из них очередные игрушки. Симму не жалел эликсира. Каким-то образом его всем хватало, и он не кончался — казалось, глиняная фляжка, в которой он по-прежнему хранился, никогда не опустеет, подобно тому, как не иссякнет яд у гадюки.

Немало сделали жители Симмурада, чтобы красота их жизни и величие их будущего произвели на Зайрека впечатление. Но колдун бродил среди них, словно тень, и из этой тени, словно из зеркала, на бессмертных смотрели скука и пустота. Столь многое они могли совершить — но всегда лишь собирались и ничего не делали. Спокойная и безопасная жизнь разрушила их человеческую природу, усыпила их прежде неугомонный дух. Хотя сам Зайрек и не был бессмертным и мог надеяться на смерть и какую-то перемену, он, как ему показалось, понял состояние живущих в городе Симму.

Поздно вечером, когда охота и игры, пир и споры закончились, Кассафех лежала одна в своей спальне, вспоминая все, что Зайрек говорил и делал, каждое его выражение и жест. Светильники в комнате обычно горели всю ночь — не оттого, что красавица боялась темноты, просто с ними было не так скучно. Когда-то это ложе женщина делила с Симму. Позже она хотела привести сюда другого мужчину, ведь в Симмураде хватало красивых мужчин, но всякий раз откладывала. Мудрый хирург был прав. У нее действительно не было любовника, но лишь от лени и пассивности происходила ее добродетель. И вот Зайрек пробудил ее от оцепенения.