Снеговик - Ю Несбе

— Ох, черт! — вырвалось у Скарре, и он отступил на шаг назад.

Харри почувствовал, как похолодела голова, будто вся кровь отхлынула, оставив только жуткое, смертельное ощущение пустоты.

Никаких особенных деталей он сразу не заметил, поэтому чувства, что этой обнаженной женщине здорово досталось, не возникло. По крайней мере, не так, как в случае с Сильвией Оттерсен или Гертом Рафто. Но что по-настоящему ужаснуло Харри — так это хладнокровие, с которым вся картина была задумана и исполнена, вылеплена и сконструирована. Труп висел над двумя большими снежными комьями — недоделанным снеговиком, — поставленными один на другой около ствола дерева. Труп раскачивался у самого ствола, а на толстой ветке возле головы женщины можно было разглядеть стальную проволоку. Она заканчивалась петлей, которая, как безупречно брошенное лассо, не затронула ни шею, ни грудь и была затянута под подбородком. Руки связаны за спиной. Глаза и рот закрыты, что придавало лицу женщины умиротворенное выражение, как будто она спала.

Можно было подумать, что тело не тронуто, пока взгляд не падал на стежки на бледной коже. Края, прошитые тонкой, почти не оставившей следов уколов иглой, чернели от свернувшейся крови. Один ряд стежков шел поперек живота, второй — вокруг шеи. Совершенная работа, подумал Харри. Никаких старых дырок от гвоздей. Все ровненько.

— Похоже на эту срань из разряда современного искусства, — сказал Скарре.

— Инсталляцию, — подсказал кто-то рядом.

Харри закивал головой: они были правы. Но все же что-то тут выбивалось из общего впечатления прекрасной хирургической работы.

— Он разрезал ее на куски, — произнес он так сипло, будто его душили. — А потом собрал обратно.

— Он? — спросил Скарре.

Харри не отреагировал.

— Наверное, чтобы легче было перевезти, — отозвался Хелле. — Думаю, нам известно, кто она. Ее муж вчера заявил об исчезновении. Сейчас он на пути сюда.

— Почему вы думаете, что это та самая женщина?

— Муж нашел платье с подпалинами. Они как раз там, где на трупе стежки.

Харри сосредоточился на своем дыхании. Теперь он понял, что выбивалось из картины. Неполный снеговик. И неаккуратные узелки на проволоке. И нечеткие углы там, где проволока была согнута. Все это было грубо, некрасиво, как будто сделано на ощупь. Словно это был эскиз, проба пера. Как бы первый взгляд на еще не завершенную работу. И зачем он связал ей руки за спиной? Когда он привез ее сюда, она была давно мертва. Или это часть плана?

— Почему меня не предупредили? — кашлянул Харри.

— Я доложил обо всем моему шефу, а тот — вашему начальнику, — ответил Хелле. — Мы получили указание держать все в тайне. Я так думаю, это связано с… тем человеком, которого задержали не так давно.

— Катриной Братт? — спросил Скарре.

— Имени мы не знаем, — ответил голос позади них.

Они обернулись. На снегу, широко расставив ноги и сунув руки в карманы, стоял начальник Управления криминальной полиции Осло. Его холодные голубые глаза рассматривали тело.

— Да, такое только на выставку.

У молодого полицейского глаза полезли на лоб, а начальник управления как ни в чем не бывало повернулся к Харри:

— На два слова, старший инспектор.

Они отошли к ограждению.

— Ну и положеньице, — вздохнул начальник полицейского управления, глядя себе под ноги. — Тут у нас была встреча. Вот почему мне надо с тобой поговорить, так сказать, тет-а-тет.

— С кем встреча?

— Это, Харри, неважно. Важно то, что там было принято решение.

— Какое?

Начальник управления переминался с ноги на ногу, и в голове у Харри мелькнуло: стоит ли сделать ему замечание, чтобы он не затаптывал следы?

— Я хотел обсудить это с тобой сегодня вечером, Харри, в спокойной обстановке. Но теперь, когда нашли это тело, разговор не терпит отлагательств. В прессу все просочится уже часа через два. Так что времени, на которое мы рассчитывали, у нас нет. Придется выдать им информацию по Катрине Братт и объяснить, как ей удалось проникнуть к нам, действовать под самым нашим носом, а мы и не заметили. Руководству, ясное дело, придется брать ответственность на себя.

— Да к чему вы это все, шеф?

— К тому, что пострадает доверие населения к столичной полиции. Дерьмо льется вниз, Харри. Чем выше начинают, тем его больше. А все потом вывалится на простого человека, что стоит в самом низу. Как только мы потеряем доверие, Харри, как только народ подумает, что полиция допустила такой промах, всё — мы проиграли. Контроль потерян. Я полагаю, ты понимаешь, что стоит на кону.

— Шеф, у меня мало времени, — сказал Харри.

Начальник Управления перестал изучать взглядом городскую панораму и вперился в Харри:

— Ты знаешь, что означает «камикадзе»?

— Безбашенный японец, который направляет свой самолетик на американский авианосец.

— Я тоже так думал. А Гуннар Хаген сказал, что сами японцы это слово никогда не употребляют, это какая-то ошибка американских шифровальщиков. Камикадзе — это название тайфуна, который спас японцев, когда они воевали с монголами когда-то там в одиннадцатом веке. Переводится как «ветер божественного провидения». Поэтично, да?

Харри не ответил.

— И теперь нам нужен такой ветер, — сказал шеф.

Харри медленно кивнул. Он понял.

— То есть кто-то должен взять на себя вину за то, что Катрину Братт взяли в полицию? И не раскусили? Короче, за все это дерьмо? — назвал вещи своими именами Харри.

— Конечно, мне не по себе оттого, что я вынужден просить тебя об этом. Особенно потому, что я прошу спасти и мою шкуру. — И начальник Управления полиции снова перевел взгляд на город. — Муравейник, Харри. Вечный муравейник. Безропотный труд, лояльность, самоотречение — все это нужно только в муравейнике.

Харри провел ладонью по лицу. Предательство. Кинжал в спину. Трусость. Он попытался проглотить ярость. Убедить себя, что начальник прав. Кем-то нужно жертвовать, причем вина должна остаться на как можно более низкой ступени полицейской иерархии. Довольно справедливо. Вот только надо успеть сначала допросить Катрину Братт.

Харри выпрямился. Он даже испытал некоторое облегчение, потому что давно чувствовал, что с ним покончено. Так давно, что успел с этим смириться. Так покидали сцену его коллеги из общества мертвых полицейских: без фанфар, без почестей, оставив за собой только уважение тех немногих, кто знал всю подноготную. Муравейник…

— Я понимаю, — согласился Харри. — Вы только проинструктируйте меня, что конкретно я должен сказать. Но, полагаю, мы в любом случае должны объявить о пресс-конференции, которая состоится через несколько часов, когда у нас будет больше информации.