Облака среди звезд - Виктория Клейтон

чего не чувствуешь.

— Наступит день, Руперт Вульвеспурджес, когда ты очень, очень пожалеешь, что поступил так со мной. Ты — самый вредный мужчина из всех, кого я встречала!

На следующее утро я проводила обиженно молчащую Корделию к неприглядному зданию из кирпича и стекла, которое и было общеобразовательной школой Артура Брокльбака. Нас попросили прийти пораньше, чтобы Корделия могла получить книги и место и познакомиться со школой. Безлюдные помещения пахли дезинфекцией и линолеумом. Мисс Саваж, заместитель директора, была толстой лохматой теткой. Она выглядела усталой и недоброжелательной. Меня повелительно отослали прочь, словно дурную ученицу. В глазах Корделии читался упрек. Но когда я, внутренне дрожа, пришла встречать ее после занятий, то была крайне поражена, увидев, что она идет мне навстречу с улыбкой, помахивая сумкой и подпрыгивая.

— Ну и как?

— Интересно.

— Девочки хорошие?

— Да, я думаю.

Я попыталась начать еще раз:

— Как учителя?

— Обычное жалкое сборище. Довольно печально. Но учитель драмы неплох.

— О, замечательно! Ты сможешь участвовать в постановках.

— М-м…

Все это показалось мне недостаточным объяснением.

— Вам было о чем поговорить на переменах?

— О, да. Когда я смогла ввернуть словечко. Они все хотели рассказать мне о себе. Те, которые не онемели от восторга…

— От восторга? Ты хочешь сказать, они знают, кто твой отец?

Корделия посмотрела на меня пренебрежительно:

— Конечно, нет. Ты же знаешь, я никогда не пользуюсь преимуществами своей фамилии. — Ничего такого мне известно не было. — Они просто были в восторге от меня. Джейсон сказал, что он никогда не видел такой сладкой пташки.

— Мне как-то не приходило в голову, что в школе могут оказаться мальчики. Мама была сторонницей раздельного обучения, поэтому ни у кого из нас не было такого опыта.

— А! Этот Джейсон — из твоего класса?

Корделия взглянула на меня снисходительно:

— Ты думаешь, я связываюсь с двенадцатилетними, дурочка? Джейсон — старшеклассник.

— Выходит, ему восемнадцать?

— Ну, я не заглядывала в его паспорт, — саркастически протянула Корделия. — Но он бреется, и его голос уже изменился.

Я решила, что дружеское любопытство будет достаточно уместным:

— Он симпатичный?

— Ничего. Но в сравнении с Заком — ничто. — Она прикрыла глаза и глубоко вздохнула. — Он капитан спортивной команды, и все девочки влюблены в него. Он пригласил меня в кино в субботу.

— Ну и что мы будем делать? — спросила я Руперта вечером, после того как ответила по телефону четырем юношам, желающим поговорить с Корделией.

Мы сидели в беседке, пили шабли и ели чудесные ореховые пирожные, приготовленные Арчи.

— Что делать? Думаю, надо провести еще одну телефонную линию.

— Я имею в виду, что делать со всеми этими парнями?

— С ними не надо ничего делать. Такое происходит уже не одну тысячу лет.

— Но ей же всего двенадцать!

— Она получит бесценный опыт. Невозможно ничему научить человека, заперев его в четырех стенах.

— Опять звонят! Я подойду. Подозреваю, это опять Корделии.

— Алло?

— Кто это? — Голос был женским. Резким, почти обвиняющим.

— Хэрриет.

— Какая Хэрриет?

— Хэрриет Бинг.

Последовала короткая пауза.

— Я хочу поговорить с Рупертом.

— Я позову его. Как вас представить?

— Лея. Если, конечно, это ваше дело.

Я положила трубку на столик и пошла в сад:

— Это Лея.

Руперт вздохнул:

— Ты сказала, что я здесь?

— Я имела это в виду.

— Ладно, скажи, что я вышел.

Я вернулась к телефону:

— Боюсь, что он вышел.

— Я вам не верю. Я зайду.

Я услышала щелчок отбоя.

— Она мне не поверила. Она зайдет, — послушно повторила я, возвращаясь в сад.

Руперт едва слышно выругался:

— Я не желаю, категорически не желаю сцен. У меня был тяжелый день.

— Мы можем не пустить ее, — предложил Арчи. — Вон какой-то мрачный юнец слоняется вдоль канала — вероятно, один из воздыхателей Корделии. Они могут слоняться вместе.

Я задумалась: кто же такая эта Лея и что за срочное дело может заставить ее незваной явиться к дверям Руперта? Руперт взял томик стихов Рочестера и с мрачным видом читал их, пока не допил шабли.

Появилась Корделия и сообщила, что кто-то ломится в дверь, потом спросила, должна ли она открывать. Руперт сердито сказал:

— Впусти. Разберемся. — Он посмотрел на нас, подняв брови. — Я попросил бы вас удалиться отсюда ненадолго. Думаю, мне быстрее удастся избавиться от нее, если она не сможет присесть.

— Кто она такая? — спросила я у Арчи.

— Лея Уальдбор-Патер. Самая ужасная в мире женщина. Скульптор. Самка богомола!

— Ты так ее не любишь?

— Я говорил Руперту, что не стоит с ней связываться. Лучше иметь дело с Лилит, чем с мисс Уальдбор-Патер. Но разве кто-нибудь когда-нибудь прислушивается к добрым советам?

— Ты хочешь сказать, что у Руперта была связь с ней?

— Трудно представить, не правда ли? Ему, конечно, лучше знать, что там у них было. Я сразу понял, что эта девушка принесет нам кучу неприятностей.

— М-м… — Арчи смотрел на меня внимательно. — Я вижу, тебя шокировало открытие, что Руперт такой же мужчина, как все остальные. Возможно, ты путаешь ужас перед мелодрамой с отсутствием плотских желаний. Руперт провел большую часть своей жизни среди театрального люда и воспринял их образ жизни. Я представляю некоторое исключение — надеюсь, потому что не требую, чтобы мои представления принимали всерьез. К тому же я готовлю, вожу машину и организую наш повседневный быт, чем Руперт не любит заниматься сам. И при этом, — Арчи попытался изобразить скромность, — мне кажется, я могу сказать, что Руперт достаточно нежно ко мне относится.

— Я в этом не сомневаюсь, — заверила я.

Внезапный крик — испуга или гнева? — донесся снаружи. Арчи выразительно взглянул на меня:

— По-моему, там становится жарковато.

Он скользнул к окну и открыл его.

— …можешь так относиться ко мне!

— Как? — Руперт старался говорить скучающим и немного раздраженным тоном.

— Ты думаешь, что меня можно подобрать, а потом бросить, как старую перчатку.

— Мне казалось, это ты меня подобрала.

— Свинья! Я не тащила тебя в постель!

— Согласен, я пошел сам.

— Ты такой же, как все мужчины. Тебя интересует только секс!

— Если ты хотела чего-то другого, надо было предупреждать с самого начала.

— Вне всякого сомнения, мои взгляды нетипичны.

Послышался звук, похожий на шлепок.

— Если ты ударишь меня еще раз, то я ударю тебя — больно.

— О Руперт, прости меня! — Лея неожиданно разрыдалась. — Если бы ты только знал, как я страдаю! Я люблю тебя! Пожалуйста. Пожалей меня. — И затем тихо, дрожащим голосом: — Поцелуй меня.

— Если я тебе поверю, — уже мягче проговорил Руперт, — мне будет ужасно стыдно, что я сделал тебя несчастной. К счастью, я тебе