📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгИсторическая прозаРусский Галантный век в лицах и сюжетах. Kнига первая - Лев Бердников

Русский Галантный век в лицах и сюжетах. Kнига первая - Лев Бердников

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
Перейти на страницу:

Русский Галантный век в лицах и сюжетах. Kнига первая

Щеголь павловских времен. Иван Брызгалов

Обычно щеголем называют человека, который рядится в платье самого новомодного фасона, да и сам механизм моды традиционно связывают с принципом новизны в культуре. А что сказать о франте, который разодет по последнему слову моды… “времен Очаковских и покоренья Крыма” или иной седой старины, и следует ее правилам неукоснительно, с педантической точностью?

В 1810-1830-е годы на улицах северной столицы мелькала презабавная фигура бригадира Ивана Семеновича Брызгалова (1753–1841), одетого в строгом соответствии с дресс-кодом давно почившего в бозе государя Павла I. Можно было бы считать такую блажь делом его личного вкуса (прославленный фельдмаршал Михаил Каменский тоже носил косу и армейский мундир прусской формы, в котором был отставлен при Павле), однако Брызгалов беззастенчиво и с нарочитой помпой всячески сие афишировал.

Он устраивал пешие выходы, на которые сбегались и стар, и млад. И было чему дивиться: все носили английские фраки и круглые цилиндрические шляпы, а тут является этот Брызгалов в прусском мундире малинового цвета, напудренном парике с длинною косою, в шляпе с белым плюмажем и широкими галунами, с огромными ботфортами и шпорами. В правой руке он держит огромную бамбуковую лакированную трость, обвитую яркими узкими лентами. Он исполнен величия, шествует чинно, и для пущей торжественности всегда в сопровождении двух сыновей – инвалидов с громадными головами (их называли “головастиками Брызгаловской Кунсткамеры”), заплетающимися ногами, волочившимися по земле руками.

Русский Галантный век в лицах и сюжетах. Kнига первая

Сии великовозрастные молодцы (в 1820-е годы им было уже по двадцать лет) в белых канифасных панталончиках и в желтых гусарских сапожках вооружены были бумажными саблями, а в руках держали игрушечные деревянные ружья. А когда уличные мальчишки особенно докучали им приставаниями и подначками: “Брызгалята, у, у!” или “Бригадирские щенки!”, те по команде милого родителя: “Пали!”, стреляли в озорников горохом.

Примечательно, что А. С. Пушкин посчитал феномен Брызгалова значимым в истории отечественной культуры. “Полоумный старик, щеголяющий в шутовском своем мундире, в сопровождении двух калек-сыновей, одетых скоморохами”, – записал поэт в своем дневнике и сделал характерное пояснение: “Замеч[ание] для потомства”. Так чем же интересен нам, потомкам, этот реликт павловских времен, чей наряд еще в пушкинскую эпоху воспринимался как шутовской? Почему дресс-код Павла I, насаждаемый грубыми полицейскими мерами (гауптвахтой, розгами, ссылкой в Сибирь и т. д.), нашел в его лице столь фанатичного ревнителя? Почему наш бригадир положил остаток жизни на то, чтобы всем и каждому напоминать о “мрачном” царствовании Павла, словно о золотом веке? И знал ли Пушкин о том, что под малиновым мундиром Брызгалова билось сердце злодея?

Сама фамилия Брызгалов говорящая, ибо в старину прозвание “Брызгало” давали человеку упертому, который, не выслушав собеседника хорошенько, готов был спорить и скандалить, – что называется, слюной брызгать в запальчивости. И впрямь, стоило только кому-то высказать при Иване Семеновиче что-то не вполне лестное в адрес императора Павла, тот тут же бросался на обидчика, как на заклятого врага, и с пеной у рта защищал его благословенную память. А все потому, что годы его царствования были для него, бригадира Ивана Брызгалова, желанным и счастливым времечком, когда, казалось, и карьера его задалась, и капризница Фортуна улыбнулась так широко и безмятежно.

Сын зажиточного дворцового крестьянина Тверской волости, он достиг Северной Пальмиры и по протекции дальнего родственника был принят на службу в Гатчинский дворец Павла Петровича, тогда цесаревича, сперва в качестве придворного истопника. Надо сказать, что должность истопника – лакея, следившего за чистотой покоев, существовала еще в Московской Руси и всегда пользовалась особым доверием царя. Она часто служила трамплином для дальнейшего карьерного роста. Новоиспеченный истопник никакими способностями не отличался, в грамоте был не силен, да и красотой не блистал. Вот как живописует его современник: “Физиономия Брызгалова была крайне невзрачная: сухая, морщиноватая, бурокрасная, с крючковатым, узким, тонким и узковатым носом в виде птичьего клюва, белесоватыми глазами, выглядывавшими почти всегда сердито из-под черных широких и густых бровей, слегка напудренных. Прибавьте к этому необыкновенно продолговатый, костлявый, узкий, выдающийся подбородок, всегда тщательно выбритый, да во рту у него торчало несколько зубов желто-бурого цвета, узкие же губы всегда были искусаны в ранках, иссиня-фиолетовые, точившие из себя кровь, какою нередко была испачкана нижняя часть этого далеко не интересного и не привлекательного облика”. Однако великий князь Павел Петрович, которого называли “врагом мужской элегантности“, разглядел в Иване Семеновиче скрытые от прочих достоинства и возвысил его, назначив камер-лакеем, а затем и гоф-фурьером своего Двора. Когда же сей государь в 1796 году взошел на престол, Брызгалов был пожалован чинами обергоф-фурьера и статского советника. Он тогда и женился по уму, взяв себе в супруги дочь придворного служителя Зимнего дворца со знатным приданым. В 1798–1799 годах наш герой в чине полковника командует Санкт-Петербургским гарнизонным полком. Наконец, в ноябре 1799 года – пик карьеры Брызгалова! – его производят в бригадиры и назначают кастеляном внутренних дворов с обязанностью наблюдать за поднятием и опусканием мостов, коими был окружен Михайловский замок.

По кончине императора Павла Иван Семенович всю оставшуюся жизнь только и делал, что неустанно курил ему фимиам. Он серьезно утверждал, что дожидается возвращения сего государя из дальнего путешествия и что тогда напляшутся те, кто считал его умершим. Он не пропускал ни одной панихиды по Павлу и падал ниц перед его саркофагом. Весь дом его полнился картинами, гравюрами, бюстами, статуями и статуэтками своего державного кумира. Казалось, время остановилось для Брызгалова, и он замурован в нем, как сонная муха в янтаре. Все-то он мерил старым аршином! По старой памяти, ему оказывал покровительство всесильный Алексей Аракчеев и в день ангела Брызгалова, 25 июня, всегда посылал в подарок пакет с ассигнациями. А когда Ивану Семеновичу случалось проходить по Литейной мимо дома этого временщика, он, бывало, спрашивал привратника:

– А что, барон дома?

Ему отвечали, что его сиятельство граф у себя.

– Никакого Александровского графа я знать не знаю, я ведаю лишь Павловского барона Аракчеева, Алексея Андреевича.

И Аракчеев, хотя и тяготился назойливой фамильярностью экс-кастеляна, принимал его ласково, приказывал подавать водку с закуской и напоследок говорил:

– Не забывай, Семеныч, меня и мою тминную!

Однако наиболее наглядно истовая преданность императору материализовалась в Павловском платье Брызгалова, которое тот не снимал сорок лет кряду. О том, что же побуждало Ивана Семеновича рядиться таким экстравагантным образом, мнения разнились. Кто-то видел в этом искреннее проявление любви к императору, иные объявляли Брызгалова помешанным и отказывались искать логику в таких его “диковатых” выходках. Большинство, однако, сходились на том, что он лишь симулировал юродство и тем самым ловко устраивал свои дела. И были правы: при всей фанатичной любви к Павлу Брызгалов все же стремился извлечь из всего, что связано с памятью о нем, материальные выгоды.

1 ... 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?