Магистерий. Черный Петер - Анастасия Воскресенская

Ллувеллин молча уставился на Лео желтыми рептильими глазами. Вообще-то глаза у него не желтые, вспомнил Лео. Какие-то другие, человеческие. Темные, кажется, синие. Интересно, он вообще помнит, как выглядит?

Собака зевнула обеими пастями, поднялась и, простучав когтями, вышла из комнаты. Змеиные хвосты волоклись за ней темным веером. Вот, кстати, кто настоящий орф. А не те поделки из ликоев и алеманских полицейских псов, которые слепил на коленке Надзор.

— Ладно, я не за тем пришел, — вздохнул Лео. — Не для того, чтоб спорить. Я нашел то, что искал, ребенка-мага. И ты мне поможешь его вывезти.

— Держи карман. И какого демона я? Это ваши с Беласко дела.

— Фактотум Беласко не смог выполнить задание.

Артур фыркнул:

— И почему я не удивлен?

— Сам Беласко в отъезде. Время не ждет. Ты должен мне помочь.

— Вывезти простецового мажонка? — Ллувеллин сморщился, словно собрался плюнуть, но все же не плюнул. — Да я и пальцем не пошевельну.

— Не простецового, Арчи. Это сын Ассунты. Рафаэль Нерео Аларих Сантана. Насколько я помню, ты близко знал его мать.

Ллувелин замер. Отвернулся к окну. Долго не произносил ни слова.

Лео не стал его дожимать, поднялся, прошел к сложенному из обломков кирпичей очагу, заменявшему атанор (очаг был сработан прямо посреди гостиной, кирпичи свалены кое-как, и в центре, прямо в воздухе, клубился ком синего пламени).

Взял черпак на длинной ручке, подозвал из целехонькой зеркальной горки чистую фарфоровую чашку и налил себе из медного котла глоток отвара. Конечно, в котле могло вариться что угодно, любое зелье, но сейчас там был просто чай. Душица, чабрец, мята, неведомо откуда добытые листья и ягоды земляники.

Ллувеллин молчал.

— Мне нужно, чтобы ты со своими людьми был у школы в оговоренное время, отвлек «Санкта Веритас» и помог вывезти мальчика, — жестко сказал Лео. — Если в тебе еще осталось хоть что-то человеческое.

— Молодой человек, ваши документы.

Какой-то дурной сон. Лео обернулся, моргая — дорогу назад, на улицу, загородили двое эмэновцев в серых шинелях.

— Младший лейтенант Богумил Мицкевич, — представился один из них, и Лео его узнал.

— Я вас помню, младший лейтенант, а вы меня нет? Я учитель истории. Что-то стряслось в школе? Неужели опять убийство?

— Покажите документы, — настаивал эмэновец, и Лео послушно достал паспорт.

Вернулся в школу он уже засветло — пока договаривались с Ллувеллином, пока ругались, пока сошлись на более-менее приемлемом для обоих компромиссе, наступило утро.

Один из парней Артура подкинул Лео до канала, а дальше он уже шел пешком. «Санкта Веритас» по дороге не встретились, хоть Лео и заготовил какую-то дурацкую легенду, мол, ночевал у девушки. Инквизиция, похоже, сняла оцепление.

Зато за воротами школы обнаружился Надзор.

— Все в порядке, — эмэновец вернул паспорт, — проходите, господин Грис.

— Что все таки случилось? Хольцера вернули? Он же…

— Да нормально все с вашим Хольцером, — махнул рукой эмэновец. — Что с ним сделается, вернули. Однако рассадник всякой малефикарской дряни тут все же имеет место. Самовоспроизводящийся. Идите прямо во двор, там увидите.

Карты, догадался Лео, шагая по раскисшему снегу и стараясь не наступать в лужи. Надзор приехал за картами. Кассий, умница, не стал корчить невинность и выбрал меньшее из зол — рассказал Хартману про карты. Правильно. Надзорским псам надо было бросить кость, тем более, с картами они уже воевали.

Только шиш они найдут эти карты, мы же с Бьянкой их перепрятали.

Во дворе, под галереей, соединяющей интернат и учебное здание, толпились, кажется, все обитатели школы второй ступени — и подростки, и учителя, и обслуживающий персонал, и, на некотором отдалении, под деревьями, несколько инквизиторов. В том числе де Лерида и падре Жасан. Все смотрели в распахнутые двери мастерских, где Надзор, похоже, проводил обыск.

Перед мастерскими, понурившись и опираясь на плечо бледной, но стиснувшей зубы жены, стоял Отто Нойманн, трудовик. Вид у него был такой, словно его вот-вот стошнит. Возле трудовиков переминались и угрюмо рассматривали землю двое парней — Фран Головач и Карл Дюсли.

За их спинами топтался перекошенный, злой и красный как свекла Фоули. Майор же Хартман, сцепив руки за спиной, наблюдал окрестную суету без малейшего волнения. Кассий, застывший рядом, вольно или невольно скопировал его позу.

Лео почувствовал чей-то весьма ощутимый взгляд, обернулся — и встретился глазами с Мануэлем. Тот некоторое время смотрел на него, приподняв бровь, то ли криво усмехаясь, то ли недовольно морщась, а потом отвернулся. Знает, что меня ночью не было в школе, понял Лео. Ну и что? Сам-то где бродил?

Группа девочек взволнованно перешептывалась. Доменика Энтен, ломая пальцы, тянула шею, то и дело приподнимаясь на цыпочки. Волнуется. А где Бьянка?

Лео огляделся. Бьянка стояла в стороне, набычившись, зыркая исподлобья. Ее круглая золотистая голова светилась на фоне почерневших кирпичных стен, как фонарик. Пусть сама соображает, подумал Лео, говорить про карты или нет.

— Лео… господин Грис, — кто-то подергал за рукав. Это падре подобрался сзади, лицо у него было встревоженное, он хмурил широкие брови, поглядывал по сторонам, словно не хотел, чтобы его услышали посторонние, — Лео, нам все-таки надо поговорить. Два слова.

— Что такое, падре Кресенте?

— Давайте отойдем.

Мануэль снова, прищурясь, смотрел на Лео над макушкой куратора — а тот протирал платочком золотые очки и что-то втолковывал двум своим офицерам. Мануэль тоже явно хотел о чем-то поговорить.

— Чуть позже, — шепнул Лео, — инквизитор на нас смотрит.

Падре вздохнул и остался стоять рядом, зябко обхватив себя за плечи. Он даже пальто не накинул и явно мерз.

Из мастерских выволокли несколько ящиков, вышел помощник Хартмана, лейтенант Шварц или как его, с пачкой открыток в руках. Развернул их веером, показал Хартману. Тот покачал головой, и открытки небрежно шлепнулись на фанерную крышку ящика.

— Ну? — Хартман повернулся к Нойманну.

— Господин майор, — трудовик схватил себя за робу на груди, видимо, это означало чистосердечное признание, — господин майор, все тут, что печатали, все тут, головой клянусь, никуда не увозил, никому не отдавал! Ночь в мастерской просидел, никого не видел. Весь товар тут, ничего другого…

— Что не видел, я верю, — майор хмыкнул и выразительно принюхался, — глаза залил, оттого и не видел. А вы, молодые люди?

— Да мы вообще не подходили близко, — Дюсли попятился, — ничего не знаем.