Мертвое время - Питер Джеймс

— Босс здесь вы. — Кэмпбелл повернул ключ зажигания, моторы заурчали, и Томми Ловелл отдал швартовы.

Какое-то время бот неторопливо дрейфовал, потом двигатели резко взвыли, и суденышко двинулось вперед. Вспенилась и зашумела вода. В нос ударил запах соли и отработанного топлива.

Внутри у него все дрожало и пело.

Петляя в трафике, «краун-виктория» пронесся с включенной сиреной по Мэдисон-авеню, но убавил прыти, когда поток движения сгустился, и дальше уже едва полз. Впереди Грейс видел пульсирующие красные огни.

Путь преграждала развернувшаяся через две полосы патрульная машина. Другая, в таком же положении, стояла ярдах в ста от нее. Еще две остановились посредине улицы, а у тротуара припарковалась большая, похожая на ящик «скорая помощь» с закрытыми дверцами. Присутствие «скорой» ничего хорошего не обещает, подумал Грейс. Обычно оно означало, что с пострадавшим работают на месте. Следовательно, пациент в критическом состоянии.

Они остановились рядом со «скорой помощью», и в глаза Грейсу бросилась желтая с черным оградительная лента, натянутая через тротуар по обе стороны от входа в магазин. За ограждением стояли несколько полицейских. Двое в штатских костюмах — детективы, догадался Грейс — разговаривали с пожилым, броско одетым и весьма представительным мужчиной, пребывавшем, похоже, в шоке.

Лэниган, Кобб и Грейс вышли из машины. Первые двое показали жетоны подошедшему к ним капитану.

Капитан ткнул пальцем в «скорую помощь».

— Выглядит не больно хорошо. Пуля попала в бедренную артерию. Парень потерял много крови. Сейчас ему пытаются сделать переливание, а уже потом повезут в больницу.

— Кто он такой? — спросил Лэниган, указывая на мужчину, с которым разговаривали детективы.

— Владелец офиса, где случилась стрельба.

— Нам нужно с ним поговорить.

— Валяйте.

— Прошу прощения, джентльмены. — Прежде чем обратиться к старику, Лэниган кивнул детективам, которых, похоже, знал. — Я детектив Лэниган. Со мной детектив-лейтенант Кобб и детектив-суперинтендент Рой Грейс из Суссекса. Мы полагаем, что стрелявшим мог быть английский джентльмен Гэвин Дейли.

Старика все еще била нервная дрожь, от которой у него дергались брови.

— Верно. Обычно он вполне… спокойный, приятный человек. Но у меня в офисе как будто спятил.

— А вы сэр…

— Джулиус Розенблаум.

— Можете предположить, куда отправился мистер Дейли? Хотя дилер и дрожал, голос его оставался чистым и ясным.

— Думаю, он сейчас на Манхэттенском мосту.

— На Манхэттенском мосту? — повторил Лэниган.

— Да, сэр.

— Точно на мосту?

Розенблаум покачал головой:

— Нет, сэр. На воде. Либо под мостом, либо где-то рядом. С ним поехал его сын.

— И что ему нужно на Манхэттенском мосту?

— Гэвин Дейли ищет своего отца.

Отойдя от пристани, Кэмпбелл добавил газу. Прибрежный штиль сменился легким волнением, и бот запрыгал по волнам. Гэвин Дейли оперся о сиденье обеими руками. Слева от него стояли кислородные баллоны, спасательный круг и закрепленный на двух скобах небольшой огнетушитель. Под ногами, на бухте каната, лежала рукоятка лебедки.

Впереди, словно вырастая из воды, высилась бледно-зеленая статуя Свободы. Под ней, растянувшись длинной змейкой по серому бетонному основанию, стояли туристы, ждавшие своей очереди, чтобы подняться на лифте наверх.

Чем дальше в открытую воду уходила лодка, тем бурливее становилось море. Соленый ветер хлестал по лицу, оставляя пленку тумана на стеклах очков и покусывая глаза, но Гэвин Дейли решительно смотрел вперед. Он был в другом мире. Воспоминания возвращались волна за волной. Слева, на горизонте, поднималась ломаная стена Уолл-стрит; впереди, за белым носом моторки и колышущейся зеленой равниной Гудзона, виднелся переброшенный через пролив Нэрроуз подвесной мост.

В 1922-м, когда он, еще маленький мальчик, покинул Нью-Йорк, моста не было. Но он ясно помнил, что видел с кормы «Мавритании» уходящую в туман и сумрак статую.

Там, в тумане и сумраке, оставался его отец.

Там оставалась вся его жизнь.

«Когда-нибудь, па, я вернусь и найду тебя. Спасу тебя, где бы ты ни был».

И вот он вернулся.

Наконец.

Теперь он исполнит данное обещание, и ничто его не остановит.

Бот повернул налево, беря курс на южную оконечность Манхэттена. Он видел Бэттери-парк, строения, поднимающиеся на Граунд Зеро, небоскребы вокруг. Неподалеку проходил паром на Стейтен-Айленд. Через несколько секунд бот наскочил на оставленный им кильватерный след, подпрыгнул, нырнул и снова подпрыгнул. Рукоятка от лебедки выскользнула из своего гнездышка и прокатилась мимо. Старик наклонился, поднял ее и вернул на место. Они вошли в Ист-Ривер, и перед ним открылся Бруклин — место, где он прожил пять первых лет своей жизни. Неподалеку с ревом прошел прогулочный катер с нарисованными на носу зубами, и секундой позже, когда лодку снова качнуло, старик крепче ухватился за сиденье. Рукоятка снова скатилась на днище, и он снова ее поднял.

Немного позже впереди возникла громадина Бруклинского моста с могучими темно-серыми опорами, высящимися над ними, словно древние монолиты. Бот нырнул в чернильную тень, под обрушившийся сверху грохот и гул, и выскочил на солнце, торопясь к протянувшемуся над рекой Манхэттенскому мосту. Под ним, направляясь вниз по течению, шло экскурсионное судно. По правому борту проползли унылого вида бурые высотки. За ними появилось сложенное из красного кирпича приземистое здание электростанции с устремленной в небо дымовой трубой. Дальше — мост.

Сердце подпрыгнуло. В животе взмахнули крылышками бабочки. Волнения здесь почти не было, но вода под ботом шумела и бурлила, перекрывая вой двигателей.

Стюарт Кэмпбелл убрал газ, и лодка, замедляя ход, скользнула в широкую тень под мостом.

Гэвин посмотрел на встающие из воды бетонные опоры. На поддерживающие мост стальные колонны. На огромное темное подбрюшье.

Дохнуло холодом.

Его вдруг начало трясти. Бот снова подбросило кильватерной волной от очередной прогулочной яхты. Все получилось не так, как он представлял. Но он был здесь и ощущал присутствие отца. Его зов. Под мостом как будто гремел его раскатистый голос. Гремел, заглушая нескончаемый шум проносящихся вверху машин.

«Эй, малыш, еще не спишь?»

Свело живот. Его окружала вода, темная, непроницаемая, зловещая.

Может быть, оставить все как есть? Не ворошить старые тайны? Может быть, он совершает ошибку? Но раз уж он зашел так далеко, разве долг его не в том, чтобы идти до конца? Он должен все знать. Должен сдержать обещание.