Семейная книга - Эфраим Кишон

На исходе дня я подозвал сына и сказал ему перед торжественным ужином:

— Теперь ты можешь присоединяться к миньяну[37]на равных. Преклони колена свои, и будет доволен народ и голос твой приятен для слуха. Да будет благословен тот, кто передаст гению традиции отцов его, и да сделаешься ты образцовым гражданином страны своей, что возродилась после двух тысяч лет изгнания народа Израилева…

— Папа, две тысячи лир мы соберем?

Как вы помните, он рыжий, этот ребенок, достигший тринадцатилетия.

— Ну разве это важно — деньги, чеки, подарки? Главное — это само событие, оставляющее след в душе.

— Я хочу, как минимум, сберегательный счет в банке на мое имя!

Несмотря на это, перед приходом гостей он волновался до дрожи в коленках. Виновник торжества не знал, где встать, покрылся потом и все время спрашивал меня, что нужно говорить.

— «Спасибо, что почтили наш дом визитом», — учил я.

— А что отвечать, когда вручают подарок?

— «Большое спасибо, но это слишком большая щедрость с вашей стороны».

Ребенок занял позицию у входа и начал работать. При входе какой-нибудь пары он шептал им издали «Спасибо, но это уже слишком» и пожимал их руки своей правой, несколько вспотевшей. Когда он получил первый конверт с чеком на пятьдесят лир, то в последнюю секунду едва удержался, чтобы не поцеловать руку дающего. С появлением первой ручки «Паркер» он содрогнулся, а при виде популярного пружинного прибора для развития мышц — эспандера — расплакался от нахлынувших чувств.

— Чувствительный ребенок, — сказала мать, она же моя жена, — его сердечко колотится как барабан.

Пункт складирования пожертвований был организован в комнате моей дочери, старший сын занимался сортировкой трофеев, раскладывая их в духе традиций.

Праздничную атмосферу нарушил один тщеславный торговец с огромным чеком на семьсот пятьдесят лир. По сравнению с этой невероятной суммой все прочие циркули и энциклопедии выглядели жалковато, и виновник торжества прекратил говорить «Спасибо, но это излишне». Мало того, он подбежал ко мне — в его голубых глазах стояли слезы — и заявил заплетающимся языком, что двое гостей ничего не дали. Просто пожали ему руку и отошли, именно так, без всякого преувеличения. Кровь тут же прилила у меня к голове, и я установил за этими мерзавцами строгую слежку. Один из них оказался зубным врачом моего сына, а другая сволочь — в галстуке-бабочке — мы вообще понятия не имели, кто это.

Они жрали непрерывно, эти два наглеца. Я послал сына обратно к двери, на чек-пост.

— Ничего, — утешил я его, — мы им еще покажем!

Урожай выдался неплохим. Правда, несколько однообразным. Много фляжек, биноклей, циркули, циркули, циркули. И эспандеры, размножавшиеся, как кролики под дождем. Никогда не знал, что они настолько дешевые, эти пружинки.

Мы вздохнули с облегчением, когда Зелиги одарили Амира пластмассовым кораблем для самостоятельной сборки.

— Это уже что-то, — заметил сын.

Я, со своей стороны, показал себя радушным хозяином, источающим душевное тепло. Время от времени я закрывался на складе, проверяя постоянно растущий запас. Прибыло множество книг — поэзия, Пикассо, «Хадера — город будущего». За мной выросла целая стопка этого, ну вы знаете, «Всякая дрянь для молодежи». Какой-то идиот притащил «Энциклопедию юмора», в которой я, законный отец, вообще не упоминался. Я велел не наливать тому, кто это принес.

Иногда, когда битва за подарки утихала, я начинал тайком упражняться с эспандером и относительно легко дошел до растягивания двух тугих пружин. Один блестящий «Паркер» я изъял в свою пользу. Время собирать ручки и время таскать ручки, процитировал я из «Пиркей авот»[38]. У этого дурачка уже достаточно ручек, не так ли?

Сам юбиляр теперь не покидал чек-пост. За это время в поведении ребенка произошли значительные изменения. Он уже прекратил приветствовать постоянно прибывающую толпу гостей, просто протягивал руку, спрашивая: «Ну, где там у вас?» Его голос стал хриплым, взрослым. Один гость, способный архитектор, пожертвовал ни с того ни с сего 397.58 лир, чем испортил установившийся порядок. «Дрянь, дрянь», — повторял виновник торжества, когда ему впихивали какой-нибудь скромненький альбом для фотографий или дерьмовый фонарик.

Я обнаружил на складе две бутылки жидкости после бритья. Совести у них нет. Один из моих хороших друзей притащил толстый том «Simultaneous decay of free radicals in irradiated proteins».

— Это очень интересная книга, — заявила эта скотина.

— Ребенок не особо владеет английским, — заметил я с ехидцей.

Мало-помалу мы начали ненавидеть весь этот сброд. В качестве разрядки я попробовал растянуть три пружины, но неудачно. Тогда я стащил еще одну авторучку с позолоченным пером и пачку салфеток.

— Ради Бога, — прошептала мне жена, — удели внимание гостям!

Я глянул на моего юбиляра, продолжающего нести пост на пункте сбора чеков. Он, с покрасневшими глазами, пренебрежительно мерил гостей взглядом гостиничного носильщика и уже за несколько шагов до получения очередного взноса уверенно предрекал:

— Эти — максимум восемьдесят лир!

Или с презрением:

— Карманный ножик.

В 10.30 ребенок изгнал всех со склада и закрыл за собой дверь на ключ.

— Все мое, никому не заходить! — велел он.

На пластиковом корабле обнаружился ценник — 7.25 лир. И вышел смышленый ребенок, и плюнул в Феликса Зелига среди бурлящих толп.

Проблемой праздничного вечера стал анонимный транзистор для прослушивания под водой, на котором не было найдено никаких признаков дарителя. Кто же это принес, кто? Мы проверили черный список «Жадины — 75 лир и менее», который вела младшая дочь, и на семейном совете решили, что это подводное чудо принес один из двоих незафиксированных — то есть зубной врач или галстук-бабочка. Но кто же из них? Нет хуже, чем не знать, кого из них теперь презирать, а кому в ножки кланяться. В конце концов Амир вышел и инстинктивно лягнул по лодыжке дантиста. Бабочка была оправдана.

Был обнаружен еще один подозрительный субъект — отец Алдера, принесший пеструю гравюру с изображением Франкфурта, на которой чернилами было выведено «Алдеру на бар-мицву». Мы пролили случайно на папочку малиновый сок, ой, извините…

— Ну, — приветствовал Амир последних гостей, — сколько?

Ребенок превратился в настоящее чудовище. Он жадным взглядом вперялся в гостей и протягивал к подаркам жилистые руки, дрожащие от жажды наживы.

Я проник в запертый склад через окно и обнаружил там покрасневшую жену, тайком на корточках разглядывавшую «Жизнь Голды Меир». Я быстренько пересчитал чеки и поразился этим непомерным тратам. Господи, как много денег в этой бедной стране!