ДНК. История генетической революции - Джеймс Д. Уотсон

Кроме того, ключом к пониманию прошлого человека могут стать наблюдения, которыми плодотворно занимаются Кавалли-Сфорца и другие: закономерности генетической эволюции часто коррелируют с закономерностями развития языка. Естественно, существуют очевидные параллели между генами и словами. И гены, и язык передаются от одного поколения к следующему, и гены, и язык изменяются, причем в последнем случае изменения могут быть особенно быстрыми – это знают все подростки и их родители. Аналогично, американский английский похож на британский, но все равно эти диалекты различаются, хотя и развиваются по отдельности всего несколько сотен лет. Таким образом, на основе сходства и различия можно реконструировать родословное древо языков примерно таким же образом, как и генетическое родословное древо. Однако зачастую еще важнее, что, как впервые предсказывал еще сам Дарвин[15], мы можем найти между двумя этими «деревьями» информативные соответствия и, изучая одно из деревьев, глубже понять другое. Кельты и баски – драматичнейшие примеры такого рода: эти народы генетически стоят особняком по отношению к другим народам Европы, и, соответственно, их языки сильно отличаются от других европейских языков. Что касается Нового Света, существует неоднозначная теория, согласно которой коренные американцы говорят на языках, относящихся всего к трем основным семьям, и две из этих семей соответствуют двум ранним иммиграциям, также прослеживающимся по двум вариантам америндской Y-хромосомы. К третьей, совсем маленькой семье относятся изолированные языки эскимосов.

Благодаря наличию генетических данных, специфичных по половому признаку – мтДНК у женщин, Y-хромосома у мужчин, – хочется сравнить мужскую и женскую историю. Марк Сейелстад, аспирант Кавалли-Сфорцы, решил сравнить закономерности миграций исходя из полового признака. Логика его проста. Допустим, некая мутация в Y-хромосоме возникает у человека, живущего в районе Кейптауна в Южной Африке. Скорость, с которой эта мутация достигнет, скажем, Каира, характеризует темп мужской миграции. Аналогично скорость, с которой из Кейптауна в Каир попадет мутация митохондриальной ДНК, характеризует темп женской миграции.

Хорошо это или плохо, но история – это в основном хроника мужских, а не женских путешествий. Как правило, мужчины отправлялись в путь за добычей или властью: достаточно вспомнить поход Александра Великого из Македонии до северных окраин Индии; викингов и их жестокие морские рейды из Скандинавии в Исландию и далее в Америку. Вспомним Чингисхана, чьи всадники проносились через степи Центральной Азии. Даже если не учитывать такие путешествия с воинственными намерениями, мужчины все равно считаются в обществе более мобильными, чем женщины. Традиционно в обществах охотников и собирателей мужчины ходили на промысел (и при этом могли забредать далеко), а женщины оставались дома, запасали пищу поблизости от дома, воспитывали детей. Соответственно, у Сейелстада были все основания полагать, что именно мужчины преимущественно распространяли гены нашего вида. Но реальные данные поразительным образом опровергли этот тезис. Оказалось, что женщины в среднем в восемь раз мобильнее мужчин.

На самом деле при всей кажущейся нелогичности этого факта объяснить такую закономерность просто. Практически во всех традиционных обществах на всем земном шаре действует механизм, который антропологи именуют патрилокальностью. Когда вступают в брак жители двух разных деревень, жена переезжает в дом к мужу, а не наоборот. Допустим, женщина из деревни A вышла замуж за мужчину из деревни B – в таком случае она переселяется в деревню B. В семье рождаются дочь и сын. Девушка выходит замуж за человека из деревни C и переезжает в деревню C. Сын женится на девушке из деревни D – и она перебирается к нему в деревню B. Таким образом, мужская линия остается в B, а женская (за два поколения) перемещается из A в C через B. Этот процесс повторяется поколение за поколением, и в результате женщины активно мигрируют, а мужчины – нет. Мужчины действительно иногда отправляются в путь – захватывать далекие земли, но эти события несущественны в грандиозной системе человеческих миграций. Именно пошаговая женская миграция, от деревни к деревне, сформировала историю человечества – как минимум на генетическом уровне.

Подробные региональные исследования изменчивости Y-хромосомы и митохондриальной ДНК также могут кое-что поведать о принципах половых отношений и брачных обычаях, распространявшихся в ходе колонизации. Так, в Исландии, которая до прибытия викингов была необитаема, обнаруживается выраженная асимметрия при сравнении мтДНК и Y-хромосомы. Большинство Y-хромосом, что логично, – норвежского происхождения, но значительная популяция типов мтДНК завезена из Ирландии. Очевидно, норвежцы, колонизировавшие Исландию, привезли туда с собой ирландских женщин. К сожалению, по данным мтДНК невозможно определить, как с ними при этом обращались.

Подобный эффект наблюдается при изучении изменчивости мтДНК и Y-хромосомы в Колумбии. В большинстве социальных слоев колумбийские Y-хромосомы имеют испанское происхождение – это прямое биологическое наследие испанской конкисты, развернувшейся в Испанском Мэйне (колониальных владениях испанской короны в Америке). Действительно, примерно 94 % изученных там Y-хромосом европейского происхождения. Однако интересно, что митохондриальная картина существенно иная: у современных колумбиек имеются разнообразные америндские типы мтДНК. Понятно, что это означает: захватчики-испанцы (мужчины) брали местных женщин себе в жены. Америндские типы Y-хромосомы практически отсутствуют, что приоткрывает трагическую историю колониального геноцида: индейцев-мужчин истребляли, а местные женщины подвергались половой «ассимиляции» со стороны конкистадоров.

Правда, иногда долгосрочные асимметрии такого рода – результат культурной преемственности, а не кровавых цивилизационных столкновений. Так, в Индии проживают парсы – этнокультурное меньшинство, потомки зороастрийцев. Это индоевропейские люди арийского происхождения, в XVII веке бежавшие в Индию из Ирана из-за религиозных репрессий. Генетический анализ современных парсов действительно демонстрирует, что они сохранили «иранские» Y-хромосомы, но мтДНК у них обычно «индийского» происхождения. В данном случае асимметрия обусловлена традицией. Чтобы считаться истинным парсом-зороастрийцем, необходимо, чтобы твой отец был парсом-зороастрийцем. Такая принадлежность к сообществу парсов передавалась по мужской линии вместе с Y-хромосомой. Здесь генетика подтверждает соблюдение традиций.

Именно традицией обусловлены и закономерности генетической изменчивости среди евреев. Последние исследования показывают, что члены касты священников (коэны) – и их потомки, зачастую имеющие фамилию Коэн, – обладают достаточно своеобразной Y-хромосомой, отличающей их от других групп. Даже в еврейских популяциях весьма туманного происхождения, самых далеких от Израиля, таких как южноафриканский этнос лемба, коэновская Y-хромосома сохранилась практически как священный религиозный текст. Считается, что она происходит от самого Аарона, основателя касты коэнов, брата Моисея. В самом деле, возможно, что Y-хромосомная последовательность коэнов принадлежит именно ему и с тех пор передавалась от отца к сыну из поколения в поколение. Такие строгие традиции соблюдались на протяжении истории евреев.