Нити разрубленных узлов - Вероника Иванова

Роханна поставила опустевший бокал на стол, поднялась с кресла и, гордо подняв подбородок, произнесла:

— Я хотела жить вечно.

Она ожидала, что в следующий же миг рухнет на пол, распрощавшись и с жизнью, и с демоном, который поддерживал ее все эти века, но ничего не произошло. Охотник просто стоял и смотрел, причем не столько на нее, сколько на бумажные карточки. Исписанные с двух сторон и девственно-чистые.

— Вы не закончили свой труд.

— Да, — согласилась Роханна. — Не хватило времени.

— Оно у вас будет, — пообещал охотник.

— Время?

— Сколько захотите.

Теперь настал ее черед удивляться:

— Вы не убьете… не изгоните моего демона?

Разноцветные пряди качнулись из стороны в сторону.

— Нет. Он способен принести пользу. Так что вы будете жить и дальше.

Эрте Мон усмехнулась:

— Как вы все похожи друг на друга! Каждый ищет выгоду. Но, знаете, меня не напугать ни смертью, ни страданиями. Я слишком стара, чтобы склоняться перед угрозами.

— И все-таки однажды уже склонились, — напомнил охотник.

— Мне обещали не только смерть, но и награду. В случае согласия.

— А я не буду обещать. Просто спрошу: вы принимаете мое предложение?

— Руки и сердца? — лукаво приподняла бровь Роханна.

— Титула. Не знаю, как в здешних краях именуют самую высокопоставленную персону, но уверяю: вы будете стоять намного выше.

Он не шутил. Может быть, вовсе не умел шутить. По крайней мере, произнося эту несусветную чушь, он смотрел на собеседницу с такой проникновенной серьезностью, что становилось не по себе.

— О чем вы говорите? — переспросила эрте Мон, чувствуя, как теперь уже ее голос предательски срывается.

— Ваш демон слишком ценен, чтобы его прогонять. И вы слишком ценны, поскольку сумели сохранить душу в неприкосновенности. Никто не станет вас убивать, поверьте. Ни я, ни те, кто хочет поймать беглянку. И возможно, в столице вам будут предоставлены ничуть не худшие покои и охрана, но…

— Но? — Роханна больше не могла сдерживать нетерпение.

— Здесь вы получите почести, которых вполне заслуживаете. Нужно всего лишь преодолеть несколько ступеней, чтобы подняться на престол. Если, конечно, вы соблаговолите опереться на мою руку.

* * *

Тела убирали долго. Каждого убитого заворачивали в полотно и по очереди уносили в холод подвала, проходя мимо Эвины, безучастно созерцавшей происходящее. Где-то внизу, недалеко от ее ног, лежало еще одно тело, в отличие от прочих черно-белое и не испачканное кровью, но столь же бездыханное, как и все остальные. Лежала мечта, умершая за мгновение до того, как могла бы осуществиться.

Можно было злиться и ненавидеть, но только себя. Она же сама сказала ему: идите и ловите. Сказала при всех, словно давая разрешение. Вот он и пришел, и поймал…

Хотелось пустить слезы на свободу, но чем больше мертвых тел проплывало рядом, тем суше становились уголки глаз. Победа достигнута, причем без малейшего усилия. Главный враг оставлен в живых, чтобы быть обвиненным и осужденным перед всем городом. Казалось бы, нужно праздновать. Так почему тогда в горле стоит комок, более приличествующий проявлению скорби?

Эвина не сомневалась, что удержит власть над Катралой в своих руках, но не видела смысла становиться правительницей. В конце концов, она была рождена для того, чтобы служить истинным хозяевам, и не могла помыслить о том, чтобы однажды занять их место. Даже для того, чтобы сохранить престол в неприкосновенности. У нее уже есть свое королевство, пусть небольшое, но с подданными, вернее которых не сыскать.

Они без слов понимали, что надлежит делать. Взяли под стражу Иакина Кавалено. Позаботились о погибших. Сохраняли молчание, потому что видели: их предводительница не желает сейчас ни говорить, ни слушать что-либо.

Преданные, славные слуги. Они не могли догадаться лишь об одном. О том, что благороднейшая из благородных сама всего лишь служанка, мучительно ищущая своего господина…

Он словно нарочно был оставлен последним, наверное, чтобы не тревожить эрриту лишний раз. Но двор должен был быть очищен от следов сражения, а потому двое слуг склонились в конце концов и над черно-белым телом. Склонились и тут же отпрянули.

— Он еще жив!

— Жив?!

Эвине сначала показалось, что вопрос отразился от стен и эхом вернулся в ее уши, но короткое слово и вправду прозвучало одновременно из уст двух людей.

Охотник, так неожиданно исчезнувший, вернулся, к тому же не один, а сопровождая какую-то старую, однако держащуюся с немалым достоинством женщину. Впрочем, сейчас он забыл о своей спутнице, метнувшись через двор и оказавшись рядом с телом чужеземца, чья грудь и впрямь еле заметно поднималась и опускалась.

— Жив!

На смену вопросу пришло утверждение, только эррита Фьерде не почувствовала ни радости, ни облегчения. Все потеряло смысл в тот миг, когда последнего демона изгнали из Катралы. Наверное, кто-то из ийани вернется сюда, по крайней мере, она будет молить небеса об этом. Но когда случится долгожданное чудо? При ее жизни или намного позже?

Стоит надеть траур, благо этому есть достойный повод. И никто из горожан не узнает, что на самом деле благороднейшая из благородных скорбит по себе. По своей бессмысленной участи.

— Перенесите его в дом! — велел охотник, и слуги эрриты Фьерде почему-то мгновенно послушались чужого приказа.

Эвина хотела было холодно заметить, что негоже распоряжаться тем, что тебе не принадлежит, но почувствовала, как кто-то робко трогает ее за рукав.

— Эррита…

Младший брат Льига. Такой же недокровка, как и лучший лазутчик благороднейшей из благородных, нашедший свою смерть в стенах этого двора. Его тело конечно же унесли первым, потому что оно заслуживало самых высоких почестей, а значит, ребенок не видел… Да, не видел. К счастью. Но того, кто пустил его сюда, следует выпороть. Нещадно!

— Эррита…

Она ласково обняла ребенка за плечи:

— Что такое? Что ты хочешь мне сказать?

Эвина ожидала услышать множество ерунды, от жалоб на то, что сон не идет, до затейливых детских капризов, но мальчик поднял руку, указывая на старуху, все еще стоящую неподалеку от ворот, и прошептал:

— Та бабушка… Она… Она светится!

Эррита Фьерде качнула головой, собираясь возразить, сказать, что ему все только кажется, что это отсветы факелов играют со зрением дурную шутку, что…

Поблизости от женщины не было ни одного источника огня. Ни язычка пламени. Собственно, сейчас она и вовсе почти сливалась с сумерками — так говорили Эвине глаза. Но глаза ребенка смотрели куда глубже.