Водные ритуалы - Эва Гарсиа Саэнс де Уртури

Я растерялся. Я ни разу не задумывался о том, какой силы должен быть ветер, чтобы сдвинуть с места восьмидесятикилограммового человека.

— Так, хватит! — вмешалась Эстибалис, встав между нами. — Вы, двое, идемте в гостиную и спокойно все обсудим. Объясните мне все с самого начала, чтобы я могла что-то понять.

И хотя в разговоре она почти не участвовала, а вели мы себя так, будто в кабинете больше никого не было, ей удалось овладеть ситуацией.

Мы послушались и уселись все вместе в крошечной гостиной Милан. Из окон виднелись площадь Буруллерия, «Порталон» и старый Музей археологии. Думаю, это был самый средневековый уголок во всем городе. Глядя на такую красоту, сложно было концентрировать внимание на делах, но нам с Эсти было не до красот.

— Полагаю, мне есть что вам рассказать, — пробормотала Милан, уткнувшись подбородком в ворот халата.

— Вы попросили зачислить вас в наше подразделение, когда обнаружилось тело Аны Белен Лианьо?

— Так и есть. Я контролировала инспектора Айялу, которого пресса называет Кракеном. Единственное имя, которое они назвали моим родителям, было имя парня, который бросился вытаскивать тело моей сестры.

— Она была жива, — машинально повторил я двадцать четыре года спустя.

— Вы уверены?

— Нет… — признался я. — Все говорили, что это не так, но я бросился в море, поскольку был уверен, что она жива.

— Рано или поздно мы покончим с этим, — снова перебила нас Эстибалис. — Потом вы сможете наверстать упущенное, а сейчас, Милан, мне нужно обсудить с вами кое-какие вопросы. Я нашла фальшивый профиль в аккаунте Аннабель Ли в «Фейсбуке». Некто, называющий себя Женевой, возможно, и был той самой подругой, сблизившейся с жертвой, когда та объявила о беременности. Почему вы ничего не сообщили?

— Потому что это не единственный фальшивый аккаунт, который я обнаружила: Брианда, Алана… инспектор Айяла велел мне внимательно следить за именами. Мне пришло в голову отследить все имена кельтского происхождения, принадлежавшие фанатам, которые с ней общались. Я нашла еще два аккаунта, которые никуда не ведут, хотя один из них называет себя «Линетт», что означает «нимфа», а другой — «Бегонья Кортахена». Как видите, имена ни о чем не говорят, хотя оба профиля фальшивые как не знаю что. Не хотелось досаждать начальству, пока не найду что-то более значимое; разве я поступаю неправильно?

Эстибалис помедлила несколько секунд, прежде чем ответить:

— Думаю, я поспешила с выводами. Во всяком случае, еще один вопрос, Милан: где вы были рано утром семнадцатого ноября?

— Здесь, дома. Спала. Как и почти все.

— Но у вас нет возможности доказать нам, что вы говорите правду.

— Ни малейшей. Как и у многих других, — повторила она со своей сокрушительной логикой.

— Так, а в ночь с третьего на четвертое декабря? Это был субботний вечер. Вы никуда не ходили? Вас кто-нибудь видел?

Милан поморщилась, явно нервничая; выпрямилась и прислонилась к спинке дивана.

— Этого я не могу вам сказать, — ответила она и сложила руки на груди.

— То есть как не можете сказать? Видел вас кто-то или же вас никто не видел? — настаивала Эстибалис.

— Не могу вам сказать — и все.

— Милан, но это же так просто. Всего лишь ответьте: может ли кто-то подтвердить, что вы не тусовались в Куэсте, не встречали Хосе Хавьера Уэто и не пришибли его в Барбакане.

— Я же говорю: я не могу сказать, где была и может ли кто-нибудь это подтвердить, — повторила она.

— Она не хочет говорить, потому что боится подставить меня, инспектор, — сказал Пенья, который в чем мать родила вышел из ванной, располагавшейся как раз напротив гостиной.

Придя в себя от неожиданности, Эсти на несколько секунд дольше, чем диктовали приличия, в упор рассматривала почти белоснежные волоски, характерные для физиологии Пеньи.

— Заместитель инспектора Пенья, объясните, что все это значит, — вынужден был вмешаться я, потому что остальные растерянно молчали.

— Потому что он был в этой квартире со мной всю субботнюю ночь, рано утром и все воскресенье. Мы можем это доказать, хотя фотографии выглядят немного чересчур… Принести их вам?

13 января 2017 года, пятница

Это был один из худших дней в году, а январь только еще начинался. И дело не в том, что на календаре была пятница, 13-е. Дело было в другом.

Рассвет был холоден и мрачен; наступал один из тех ледяных дней, когда смертоносный мороз просачивается под одежду, и не было одежды, способной согреть тело или дух. В это морозное утро мой белый город был белее, чем когда-либо прежде.

Альба не хотела сидеть в этот вечер дома — прислала какое-то оправдание, которое я не запомнил, на «Ватсап» моего нового мобильного телефона и отключилась. Остальные мои сообщения до нее не дошли.

В последние несколькие дней я замечал, что на работе она держится со мной холодно и отсутствующе. Ноль химии, ноль флирта, ноль каких-либо признаков взаимного интереса. Возможно, ее тяготила беременность, а может, виной тому была постоянная угроза очередного приступа судорог, подобного тому, который однажды уже случился. Успокоив себя этим объяснением, я купил ей кулек жареных каштанов и зазвал пообедать в «Ла-Малькериду», в двух шагах от дома. Я действовал напористо, не давая ей возможности отказаться. С моей стороны это был жест отчаяния.

Я ждал ее на углу бара, задаваясь вопросом, не продинамит ли меня Альба, а мои ледяные руки согревались каштанами.

И все-таки она пришла. Появилась, прекрасная и печальная, в своем неизменном белом длинном пуховике, делавшем ее похожей на Владычицу озера из средневековой сказки.

Альба поздоровалась со мной рассеянно, и все мои попытки завязать непринужденный разговор одна за другой терпели поражение, пока мы не оказались в полной тишине.

— Знаешь, почему этот уголок называется «Ла-Малькерида»?[44] — рассеянно заметила она. — В честь твоего прославленного предка, Педро Лопеса де Айялы, комунеро[45].

— У него есть кое-что и от тебя, — напомнил я, — он был графом Сальватьерра.

— Насколько я помню, он был настоящим сутягой — судился даже с собственной матерью Марией Сармьенто еще в пятнадцатом веке из-за каких-то земель, а его вторая жена от него ушла, хотя у них были дети, и вынуждена была искать убежища у его главного соперника, генерального депутата Алавы. Говорят, что здесь, в переулке, выходящем на ворота Сан-Мигель, и жила эта самая Малькерида, — сказала Альба с едва уловимой горечью в голосе.