Крест, орёл и полумесяц. Часть 1. Последний крестовый поход - Дмитрий Ольшанский

– Говори яснее! – нетерпеливо произнес Владислав.

– Я хочу, чтобы твоя сестра Ядвига какое-то время погостила при моем дворе в Тырговиште. Обещаю, там с ней будут обращаться как с госпожой, и она ни в чем не будет знать нужды.

Владислав побледнел.

– То есть ты хочешь, чтобы моя сестра стала заложницей в твоем замке и тем гарантировала нерушимость моей клятвы?

Дракул откашлялся.

– Прости, государь, но жизнь научила меня не доверять пустым обещаниям, – как бы оправдываясь, произнес валашский правитель. – Каждое слово должно быть чем-то подкреплено, только тогда можно рассчитывать на взаимное доверие.

– Как ты смеешь требовать такое?! – не выдержав, ворвался в разговор Янош Хуньяди. – Ты всего лишь вассал Его Величества! Его слово для тебя – закон!

– Спокойно, Янош, я выполню его требование, – тихо, почти шепотом проговорил Владислав. – Никто и никогда больше не обвинит меня, что я не держу своего слова.

– Ваше Величество, я бы не стал… – пытался протестовать воевода.

– Сейчас мы должны думать только об интересах этого похода, – отрезал король. – Если для этого требуется пойти на определенные жертвы, я готов это сделать.

– Не слишком ли много жертв, государь? – покачал головой Хуньяди.

– Если они помогут нам добраться до Адрианополя, то нет, – решительно произнес Владислав и затем обратился к Дракулу. – Я принимаю твои условия, князь, надеюсь, что и ты выполнишь свою часть договора.

* * *

6 октября 1444 года

Сегодня семитысячный валашский корпус переправился через Дунай и присоединился к нашим войскам под Никополем. Влад Дракул сдержал свое обещание, и Владиславу не оставалось ничего, кроме как послать гонца в Польшу с просьбой к своей сестре собираться в дорогу. Некоторое время она проведет в Валахии, в одной из укромных горных крепостей.

Янош Хуньяди не скрывал своего недовольства. Как-то застав валашского князя наедине, он вызвал его на разговор.

– Запомни, если с Ядвигой что-нибудь случится, расплачиваться за это будет вся твоя родня. Ты знаешь, на что я способен, – предупредил воевода.

– Ты хороший воин, Хуньяди, – дружелюбно отвечал ему Дракул. – Но дипломат из тебя никудышный. Мы ведь больше не враждуем, так зачем ты вновь хочешь рассорить нас?

– Я не верю тому, кто меняет сюзерена чаще, чем седло для своего коня!

Больше они к этому разговору не возвращались.

Надо отметить, что, хотя отношения воеводы и валашского князя складываются не лучшим образом, они все же могут находить общий язык, когда того требуют интересы похода.

* * *

7 октября 1444 года

Осада Никополя продолжается уже несколько дней, но особых успехов пока нет. Даже прибытие подкреплений из Валахии мало что изменило. Штурм крепости постоянно откладывается, а все попытки пробить брешь в стене оканчиваются провалом, так как в перерывах между обстрелами турки с завидной скоростью успевают ремонтировать свои укрепления.

Ситуация изменилась, когда в наш лагерь прибыло несколько перебежчиков из осажденного города. Все они оказались греками, и потому их сразу же отвели ко мне. Один из них, молодой светловолосый юноша, оказался родом из Мореи, и я быстро нашел с ним общий язык. Звали его Матфей, и происходил он из знатного болгарского рода Асеней, которые в течение ста лет правили этой страной. Текла в нем и кровь Палеологов – правящей династии ромеев, таким образом, он принадлежал к правящим домам сразу двух государств. В Никополе Матфей жил под чужим именем, благоразумно скрывая от турок свое истинное происхождение. О самом городе он знал практически все. Юноша поведал об устройстве крепости, ее слабых местах, о численности гарнизона, о древних полузабытых ходах и катакомбах, расположенных прямо под стенами, и многое другое. Остальные перебежчики подтвердили сказанное.

Когда я обо всем рассказал Яношу Хуньяди, тот не смог поверить своим ушам.

– Вы, греки, не перестаете меня удивлять, – с улыбкой произнес воевода. – Еще раз убеждаюсь, что лучше иметь вас в числе союзников. К счастью для нас, турки это пока не усвоили.

* * *

8 октября 1444 года

Незадолго до рассвета я и еще несколько десятков добровольцев, воспользовавшись подземными ходами, на которые указали перебежчики, заложили под стены города бочки с порохом, и в назначенный час непреодолимые до того укрепления превратились в руины. По сигналу воеводы тысячи воинов ринулись в образовавшуюся брешь, разя не успевших опомниться турок и захватывая одну башню за другой. Еще до полудня крепость пала, а остатки гарнизона укрылись в цитадели, где оборонялись довольно долго. Однако силы были неравны, и через несколько часов замок оказался в наших руках.

По установившейся традиции за оказанное сопротивление крестоносцы предали крепость и город огню, а с попавшими в плен турками расправлялись так же жестоко, как и в Видине. Лишь немногим посчастливилось уцелеть в этой резне, но жизнь их висела на волоске.

Сразу после падения твердыни Владислав приказал своим людям разыскать турецкого наместника живым или мертвым, однако поиски успехом не увенчались. Ходили слухи, что ему удалось сбежать из осажденного замка еще до его взятия. Впрочем, это нисколько не омрачило настроения войска, которое уже грезит о взятии Адрианополя.

Эту ночь мы проведем на руинах сожженного города. А завтра вновь двинемся в путь…

* * *

28 октября 1444 года

Прошло почти три недели со дня взятия Никополя, и я, воспользовавшись свободной минутой, вновь приступаю к своим записям.

За это время Владислав одержал множество славных побед. Войска крестоносцев словно смерч пронеслись по территории северной Болгарии, наводя ужас на османов и до основания сметая их крепости и замки. Открытого сражения турки благоразумно избегали. Отступая все дальше на восток, они открывали нам путь к Черному морю, доступ к которому имел первостепенное значение для нашего дальнейшего наступления.

Упоминая о блистательных свершениях нашей грозной армии, должен написать и о тех ужасных деяниях, свидетелем которых мне часто приходилось быть. Жестокость на войне – дело привычное, и сталкиваться с ней мне доводилось не раз, однако даже на войне существуют свои непреложные правила, которые не следует нарушать, ибо цена за это может быть слишком велика.

Чезарини и его епископы утверждают, что Бог заранее прощает все грехи тем, кто с чистым сердцем отправляется в священный поход против неверных. Однако все ли грехи можно простить? Где грань, через которую должен переступить человек, чтобы вечно гореть в аду? Разве убийство ребенка или беззащитного старика можно искупить молитвой или служением правому делу? Нет, я не верю, что убийство безоружного может быть угодно Богу, даже если оно совершается с именем Христа на устах и во имя благого дела.