Марь - Алексей Воронков

– Слушай, а что ты вдруг стал таким раздражительным? – неожиданно спрашивает товарища Володька. – С людьми стал конфликтовать. Ну, за что ты сегодня утром на Пустолякова напустился? Он же хороший парень.

– Хороший!.. – усмехнулся Руд. – А ты знаешь, что он меня ни с того ни с сего обматерил?.. Кстати, ты тоже не ангел. Взял вчера и наорал на санинструктора. А в чем он виноват? В том, что лекарства закончились? Но он же не фабрика по выпуску пилюль. Сам подумай, где живем.

Грачевский беспокойно заворочался.

– Да, верно, все мы тут стали психами, – говорит он. – Однако надо как-то научиться сдерживать себя. Ведь так нельзя! Мы же не умираем пока. И, надеюсь, не умрем. Когда-то ж, я думаю, нас все-таки хватятся.

– Хватятся!.. – усмехнулся Руд. – Кстати, ты знаешь, что конфликт – это источник развития? Выходит, конфликтуя меж собой, мы продолжаем развиваться.

Володька усмехнулся.

– Тоже скажешь!.. Ну какое может быть развитие без книг? – спрашивает он. – Эх, жаль, что у нас нет никакого чтива. Это бы хоть как-то скрасило нашу жизнь. Знаешь, раньше я не ложился спать, пока не прочитаю хотя бы страничку…

– Nulla dies sine linea…

– Помню, помню… Ни дня без строчки. Но это для писателей.

– Кто знает, может, и ты, придет время, что-нибудь напишешь… Например, про то, как мы с тобой по свету мыкались.

– Ничего, – уверенно проговорил Грачевский. – Когда-нибудь мы все это с благодарностью будем вспоминать.

– Вряд ли… – вздохнул Руд.

– А вот увидишь… Все, что было раньше, вспоминается с благодарностью. Помню, как я страдал, когда меня родители наказывали за двойки, а сейчас это теплая картинка из моего недавнего прошлого… Знаешь, по мне, так жизнь вовсе не должна быть безоблачной. Нам нужны сломы, встрясы… Тогда человек будет готов к любым испытаниям. А мы привыкли с детства жить как у Христа за пазухой, потому, когда вдруг попадаем в дерьмо, нам сразу становится некомфортно, мы начинаем выходить из себя, нас все раздражает… В конце концов, мы впадаем в отчаяние. А вот наши бы отцы терпели до конца. Потому что у них за спиной была война…

– И не только…

– Правильно, и не только… Были голод, разруха… Мой отец, например, рано лишился родителей, потому воспитывался в детдоме. Батьку его в Гражданскую убили, матушка от голода умерла…

– У моих тоже не все было гладко в жизни… – проговорил Старков. – Знаешь, а вообще-то ты прав… Я это про то, что трудности закаляют… Я много размышлял над тем, что с нами случилось… Да, нам не повезло. Но зато теперь лично я с полным правом могу сказать, что я что-то видел в этой жизни. Кстати, только сейчас я понял, что жил как-то не так. Плыл и плыл по течению, пока не уперся рогом в какой-то риф. И слава богу! Иначе, думаю, я многого бы не познал.

– Это верно, – соглашается с ним Володька.

– Слышь?.. Ты еще не забыл свою Эльгу? – неожиданно спрашивает его Руд.

Грачевский нахмурился.

– А тебя это волнует?

– Когда ты ее встретишь, подари ей звезду… – будто бы не услышав его слов, сказал Руд.

– Какую звезду? – не понял Володька.

– Звезду двадцатой величины в созвездье Стрельца… Я тебе ее потом покажу.

Рудик улыбнулся.

– Хорошо, – сказал Грачевский, представив, как он будет дарить эту звезду любимой.

О, он бы многое сейчас отдал, чтобы увидеть свою Эльгу. Чтобы притронуться к ее шелковистым волосам. Чтобы посмотреть в ее по-детски наивные, излучающие доброту и свет глаза. Как там у них сложится все?.. Если он когда-то выберется из этой глуши, он обязательно разыщет ее. Ведь она… Да, да, она ему небезразлична. Это Володька окончательно понял. Может, и впрямь взять да увезти ее к себе на Волгу? – думает он. – Не захочет – сам останусь в этих краях… А что? Здесь еще цивилизация не испортила вместе с природой умы и чувства людей, а значит, и жить будет легко и счастливо.

Вот он уже и народ этот полюбил, в корнях которого есть где-то и Эльгин маленький корешок. Жаль, вымирают орочоны. И язык их потихоньку уходит. И это трагедия! Не для того появляются люди на земле со своими языками, традициями, в конце концов, со своим духовным и культурным началом, чтобы потом исчезнуть раз и навсегда. А ведь история знает много примеров, когда это случалось. Где ныне великие готы с их неведомым языком? А где древние римляне, чей латинский сегодня считается мертвым? Где Троя, Атлантида, чьих следов и поныне найти не могут? Где остальные десятки, а может, сотни, а то и тысячи этносов, которые вместе со своим языком канули в Лету?

А вдруг и с тунгусами то же самое случится? Быть может, пройдет пара сотен лет, и люди даже не вспомнят о том, что жил такой народ на земле. А на месте, где они жили, построят многоэтажные здания, в которых будут обитать скучные цивилизованные люди, которые и оленя-то с деревьями видели только на картинке.

Как-то в поселковой библиотеке, где Эльга проходила практику, Грачевскому на глаза попалась брошюрка, в которой речь шла об особенностях жизни северных народов. Тогда он прочитал ее невнимательно – просто от нечего делать пробежал ее глазами, но вот сейчас, когда они с товарищами попали в беду, он вдруг отчетливо вспомнил все, что там было написано. Так бывает в критические для человека минуты, когда в его памяти вдруг всплывает то, к чему когда-то он отнесся без всякого интереса, но что в данную минуту является для него актуальным. Короче, сработал этот сложный механизм, который в нужный час вытаскивает из нашей памяти что-то очень важное.

А в той брошюре говорилось о том, что суровые климатические условия и особенности образа жизни малочисленных северных народов совершенно не подходят для европейцев. Что им просто не выжить в такой экстремальной обстановке.

Вспомнив об этом, Грачевский как-то грустно улыбнулся. Будешь сиднем сидеть, конечно, не выживешь, подумал он. А если пахать день и ночь, как это делали они с бойцами всю зиму, тогда другое дело. Главное, жратвы побольше и чтоб был теплый угол. Ну а тунгусы – те и вовсе не одну тысячу лет здесь прожили. Но вот пришла цивилизация с ее теплушками, водкой и болезнями – тут же в тайге пошел мор. Выходит, не все так просто в этом мире. Не зря ж говорят: всяк сверчок знай свой шесток. Ну а мы почему решили, что северные люди должны жить по нашим правилам? Ведь нельзя же скрестить ужа с ежом, так и здесь. Счастье у каждого свое. Может, без нас северные люди так бы и жили своим счастьем, не заглядываясь на чужое. Занимались бы по-прежнему таежной охотой, гоняли бы стада оленей на ягеля. Чем не жизнь? Воля, одним словом! А если тунгусов вдруг загонят в большие города? Да они тут же повымрут все. Это мы, цивилизованные, привыкли к неволе. И то душа порой требует свободного полета.

– Слышь, Руд, ты еще не спишь? – продолжая мучиться воспаленным сознанием, окликнул Володька товарища. Тот не отозвался. Наверное, уснул, подумал он. – Да, брат, ты был прав, когда говорил, что цивилизация для одних мать родная, для других мачеха. Взять тех же эвенков. Да они даже язык свой стали забывать, – вспомнив, как Эльга жаловалась ему, что дети орочонов уже не хотят разговаривать на родном языке, потому как им и преподают на русском, и книжки в основном на русском они читают, сказал он, не надеясь на то, что товарищ услышит его. Но Руд все-таки услышал.