Забирая Еву - Виолетта Роман

я его ненавижу! Вытравить хочу до последней капли из своего организма! Чтобы даже имени его не помнить! Никогда больше видеть его не хочу. Высокомерного, жестокого, плюющего на всех, кроме себя.

***

Я больше его не видела. Кай снова исчез. Неделю ни слуху, ни духу. Уже было обрадовалась, что наконец-то отстал. Только рано.

Никто и не собирался отступать. Разве может этот непробиваемый баран внезапно стать понимающим мужчиной? Явился на следующие выходные. А потом еще и еще. Не переставал донимать меня на протяжении месяца. Стоило только наступить вечеру пятницы, он тут как тут. Во всей своей до безобразия притягательной красе.

Я проводила недели на свежем воздухе в компании Кристины и Малыша, и, едва услышав звук мотора его «Мерса», мчалась со всех ног в спальню. Лидия Прокофьевна, наблюдая за моим поведением, только досадно качала головой.

Но, несмотря на мое добровольное отшельничество, Кай не переставал донимать меня. То компьютер с фильмами притащит в мою комнату, словно так и надо, устроится в кресле подле кровати. Сидит и с довольным видом смотрит какую-нибудь слезливую мелодраму. Я же, исходя злостью на наглеца, демонстративно отворачиваюсь к стенке, делая вид, что сплю.

То еды моей любимой на заказ привезет. Пиццу или роллы. Я, совершенно не желая идти навстречу, отталкивала его еще сильней, вышвыривала из комнаты его подачки. Один раз даже куском пиццы в него угодила. Кай ужасно разозлился, а я на мгновение испугалась. Думала, порвет меня на кусочки. Но нет. Кулаки сжал, брови нахмурил. И только зыркнул яростно на меня. Чертыхнувшись, хлопнул дверью так, что стекла задрожали.

Я надеялась, что после этого он махнет на меня рукой. Как бы не так! Любой другой уже давно сдался бы, а этот словно баран упертый. Получая от меня удары, только зубы сильней сжимал и пер напролом.

И несмотря ни на что, каждую ночь, словно часовой на пост, являлся в мою комнату. Думал, что я сплю и усаживался на пол рядом с изголовьем, смотрел на меня. Грустно так, тоскливо.

Но с губ его за все это время ни слов извинений, ни ласковых слов не слетело. Словно и не считает себя виноватым. Словно я всему виной и мои капризы. И это раздражало еще больше.

Глава 43

Сегодня Кай приехал раньше обычного. Я не успела спрятаться в своем убежище. Он застал нас с Кристиной, весело играющих с Малышом. По всей видимости, был удивлен, обнаружив меня в приподнятом настроении, радостно прыгающей, громко смеющейся. Стоял и смотрел на меня, нахмурившись. Наверняка задетый тем, что ему за все это время я ни одной улыбки не подарила.

Даже не подошел. Одарив мрачным взглядом, молча, отправился в дом.

Мы с Кристиной переглянулись, пожали плечами и, как по команде, разошлись по комнатам. Усевшись на постель, я попыталась прислушаться к приглушенным голосам Кая и Лидии Прокофьевны, доносящихся со стороны кухни. Они снова о чем-то спорили. А я сидела и злилась на себя. Злилась от того, что еще несколько дней назад поняла простую истину. Я тряпка и слабачка. Сколько бы злости ни питала к Каю, за какой-то месяц вновь стала зависимой. Не заметила, как втянулась в игру, с нетерпением стала ждать наступления выходных. Начала получать удовольствие от наших перепалок. С дрожью в коленках ждала наступления ночей, когда он тихонечко пройдет в мою комнату и усядется рядом. А я тайком буду вдыхать его запах и слушать его дыхание.

На пороге комнаты вдруг появляется он.

— Пойдем, — одарив меня беглым взглядом, кивает в сторону выхода и разворачивается, не дожидаясь ответа.

— Куда?

— К озеру. Мама стол накрыла в беседке. Составишь мне компанию.

— Я не голодна.

— Я не спрашиваю. Просто посидишь рядом, — рычит Кай. Только вот прошли те времена, когда это меня могло напугать.

— Нет.

Мой отказ, похоже, стал последней каплей его терпения. Развернувшись, Кай буквально в два шага преодолевает расстояние между нами. Наклоняется, поднимает меня на руки, легко перекидывает через плечо.

— Отпусти! — рычу, ударяя кулаками по его пятой точке.

— Как на месте будем, так сразу и отпущу, -— не обращая абсолютно никакого внимания на мой протест, направляется на улицу.

Пройдя мимо всей территории двора, заносит в беседку. Опустив на стул, с невозмутимым видом присаживается рядом. Мне же остается только демонстративно дуть губы и отворачиваться в сторону.

— Есть будешь? – поднимает в руке блюдо с рагу.

— Нет, сказала же. Кто из нас тут сумасшедший, — недовольно бурчу, складывая перед собой руки.

Кай не отвечает. Молча накладывает еду, с невозмутимым видом принимается за пищу. Пока он неспешно поедает обед, я задумчиво разглядываю водную гладь.

— Я домой хочу. К маме, — слова срываются раньше, чем я успеваю остановить себя.

— Хочешь маму - будет тебе мама. Сейчас выеду, к вечеру она здесь будет, — отвечает, ни секунды не задумываясь.

— Я домой хочу, Кай.

— Ева, сейчас нельзя. Пока ведется следствие по Кириллу. - терпеливо повторяет фразу, которую раз сто уже озвучил.

С губ слетает горький смешок. Какой заботливый. На несколько минут между нами воцаряется молчание. Кай отодвигает пустое блюдо, опираясь локтями о поверхность стола, устало трет лицо ладонями.

— Я ведь сама уеду, — смотрю на него упор.

— Ева, может, хватит? Неужели не осталось ничего между нами человеческого? – взрывается он и столько боли в его глазах.

Молчу. Правильнее будет сказать - нет. Не осталось. Все потеряно навсегда еще в тот день, когда он оставил меня одну под проливным дождем, предварительно плюнув в душу. Но отчего-то я молчу. Прислушиваюсь к внутреннему голосу. И вдруг понимаю, что и следа не осталось от недавней злости. Хочу в его объятия. Сдаться, наконец. Отпустить прошлое. Но не могу себе это позволить. Не после того, что пришлось пережить.

Как все просто у него. Устал таскаться за мной? Так никто не просит. Не нужно этой пыли в глаза. На деле ведь уже показал себя во всей красе.

— У нас в отделении был один пациент, — произношу тихо, перевожу взгляд в сторону. Не знаю, для чего решила рассказать об этом.

— У него нейросифилис. По-русски это сифилис мозга. Так как обнаружили его слишком поздно, то вылечить его было уже нельзя. Проводилась только поддерживающая терапия. Он уже практически ничего не соображал. Говорил редко отдельными фразами