Ужасный век. Том I - Андрей Миллер

— За какую же?

— Речь об услуге забвения. Вы каждый день забываете какие-то мелочи, правда? Пусть же всё, что случилось здесь, окажется одной из таких мелочей. Понимаете… В бреду болезни люди иногда несут всякую околесицу. Опытный врач, каковым вы являетесь, не придаёт подобным вещам никакого значения, верно? А мудрые люди не склонны совершать глупости.

— И вы, конечно же, ничего мне не объясните.

— Конечно. Вы, дон Карлос, умудрённый жизненным опытом человек. Совершенно очевидно, что вы осознаёте: не следует задавать вопросы, на которые лучше не получать ответов. Поймите правильно! Я не пытаюсь вас купить. Подобное было бы оскорбительно, причём для нас обоих. Эти деньги — прежде всего жест благодарности со стороны королевства. Вроде содержания, которое полагается ветерану за подвиги в Великую войну. Вы, можно сказать, вновь совершили небольшой подвиг.

— О моих прежних подвигах не велели забывать.

— Конечно. В военное время всякий подвиг должен быть воспет! А вот настоящие герои мирного времени — это… скажем так, очень тихие люди.

Спорить было бесполезно. Да и неуместность своего естественного любопытства дон Карлос осознавал прекрасно. Он не столь уж многое понял из путаных слов Иньиго — которого, конечно, в действительности звали иначе. Но даже из того малого можно было сделать серьёзные выводы. Можно было… но явно не стоило. Лопе де Гамбоа был прав: ответы на некоторые вопросы знать ни к чему. Особенно семейному человеку, которому повезло пережить столь много опасностей. Не следует лишний раз искушать судьбу.

Дону Карлосу осталось лишь сопроводить гостей к выходу. Иньиго шагал нетвёрдо, зато выглядел радостным. Во дворе оказался ещё один человек, вышедший из кареты: столь же обыкновенный, как все остальные столичные гости Касорло. Он покрыл плечи освобождённого плащом.

— Всего доброго, сеньор Иньиго! Как знать: может, мы ещё свидимся.

Иньиго, не без труда забирающийся в экипаж, обернулся через плечо.

— Я не из тех людей, с которыми ищут встречи. Будьте счастливы и благоразумны, дон Карлос.

Глава 4

Леди Эбигейл Бомонт всегда утомлялась от путешествий — а нынешнее вышло довольно долгим. Обстоятельства, требующие хранить планы в тайне, вынудили не садиться на корабль в столице Стирлинга. Маленькое двухмачтовое судно отчалило в ночи — с пристани крохотной, не обратив на себя лишнего внимания.

Мужу маркиза сообщила, что собирается навестить престарелую мать. Та, давно вдовствующая, уединённо проводила остаток дней в скромном замке на севере Стирлинга. Вряд ли маркиз сумел бы найти родовое гнездо супруги на карте.

Матушка являлась женщиной мудрой, понимающей: она всегда была готова подтвердить ложь дочери. Нужными письмами обменялись загодя.

Леди Эбигейл происходила из бедного рода, не имеющего славной истории. Но в своё время она из нескладной поначалу девчонки превратилась в женщину завидной красоты — и таковая удача подарила Эбигейл очень выгодное замужество.

Да ещё и удобное. Маркиз Амори Бомонт, в противоположность младшему брату Арчибальду — прославленному рыцарю, был слабой личностью и не слишком дальновидным человеком. Его способностей хватало, чтобы править обширными землями на юге Стирлинга, но обмануть Амори всегда было проще простого. Маркиз привык к долгим отлучкам жены и почти не придавал им значения. Весьма напрасно не придавал, если говорить честно.

Леди Бомонт с годами, помимо неувядающей красоты, обрела ещё и ум. Она научилась ловкой использовать обе свои сильные стороны. Ум и красота — опасное сочетание.

— Маркиза, мы будем на месте в течение часа. Вам должно готовиться сойти на берег.

Подготовиться действительно следовало. Путешествия, совершаемые инкогнито, накладывают неприятные неудобства: тут уж ничего не попишешь. Корабль не только вышел из крохотной гавани посреди ночи, но и прибывал затемно, в какую-то балеарскую глушь. После предстояла дорога до Марисолемы, в которой возможности позаботиться о себе не ожидалось. При том на месте потребуется сразу выглядеть хорошо.

Увы, хоть маркиза не состарилась — но и молодость осталась позади давно. Законы Стирлинга дозволяли замужество с пятнадцати лет: скоро леди Эбигейл в третий раз предстояло достигнуть этого возраста.

В такие годы женщина вынуждена прилагать много усилий, чтобы выглядеть впечатляюще. Леди Эбигейл в целом повезло. Всего одни роды — милостью Творца Небесного успешные, её фигуре почти не повредили. Никуда не делись ни изысканные черты лица, ни выгодное сочетание тёмно-каштановых волос со светлыми северными глазами. Вполне приличная для такого возраста кожа, особенно если носить печатки: руки маркизу выдавали более всего прочего. Ни намёка на седину.

Однако красота давно требовала серьёзной поддержки. Тем более что платье нынче придётся избрать скромное: внимание посторонних ни к чему.

Сам по себе крохотный причал в ночи вовсе не был виден: лишь дрожал свет пары факелов, много более ярких, чем рассыпанные по чистому балеарскому небу звёзды. Прохладный, но приятный ветерок слегка шевелил уложенные волосы маркизы и кружева её наряда. Приятная ночь. На юге они почти всегда такие…

— Леди, мы не сможем подойти прямо к причалу. Не подходит пристань для нашего судна. Увы, вам придётся перейти на шлюпку.

— Ничего страшного.

Маркизу сопровождало всего несколько человек, но то были люди исключительно верные: давно понявшие, кто в семье Бомонтов представляет реальную силу. Семья-то, конечно — одна из самых древних и прославленных в Стирлинге. Пусть титул не герцогский, это вовсе не снижало значимости дома. Маркизами Бомонты оставались лишь потому, что стерегли южные границы королевства — вместе со Скофелами. Важная и почётная роль, на которую нынешний маркиз категорически не годился, если по чести. Военные дела никогда не пребывали в руках Амори — ими занимался Арчибальд. Прочее, явно или неявно, давно взяла под контроль Эбигейл.

В лодке, помимо маркизы, оказались ещё трое: рыцари на службе Бомонтов. Они были облачены в доспехи и вооружены, но не собирались сходить на берег. Таков уговор. Вёсла подняли плеск, а вдалеке кто-то сделал приветственный жест факелом. Всё правильно, их ждут.

Скоро люди на причале сделались более-менее различимы: несколько размытых фигур в плащах. Они если и говорили, то шёпотом, а скорее молчали. Здесь вообще было очень тихо. Глушь какая-то, право слово. Это далеко не Марисолема — огромный город, никогда не знающий покоя. Там вечно бурлила жизнь, с течением суток лишь перемещаясь: от вечно забитых людьми улиц, ведущих с одной многоголосой площади на другую — в кабаки у порта, богатые дворцы и готовые к высокосветским приёмам усадьбы.

Но здесь — только плеск воды и тихий ветерок.

Всё настраивало маркизу на умиротворённо-радостный