Далекие часы - Кейт Мортон

Она оставит при себе кое-какую информацию, которой Перси предпочла бы владеть, а именно сегодняшний внезапный визит. Пока Перси прохлаждалась на свадьбе Люси, Юнипер творила на чердаке, а Мередит бродила по поместью, солиситор папы, мистер Бэнкс, приехал в своем черном автомобиле в сопровождении двух суровых маленьких женщин в скромных костюмах. Саффи накрывала стол для чаепития на улице и хотела было спрятаться, притвориться, что никого нет дома, — она не слишком любила мистера Бэнкса и не желала открывать дверь незваным гостям, — но старик помнил ее еще маленькой девочкой, он был папиным другом, и потому она была вынуждена его впустить, хотя и не объяснила бы с легкостью почему.

Она вбежала в кухонную дверь, посмотрела в овальное зеркало рядом с кладовой и поспешила наверх, как раз вовремя, чтобы поприветствовать гостя у передней двери. При виде нее он был удивлен, почти недоволен, и возвестил, что грядут последние времена, раз уж в таком грандиозном имении, как Майлдерхерст, больше нет настоящей экономки, после чего приказал проводить его к отцу. Как бы Саффи ни стремилась принять меняющиеся нравы, она питала старомодное почтение к закону и его служителям и потому повиновалась. Гость был немногословен (то есть не расположен к пустой болтовне с дочерями клиентов); по лестнице они поднимались в тишине, чему Саффи была рада — рядом с такими мужчинами, как мистер Бэнкс, она всегда лишалась дара речи. Когда они достигли вершины винтовой лестницы, он резко кивнул и вместе со своими навязчивыми спутницами вошел в папину комнату в башне.

Шпионить Саффи не собиралась; более того, она возмущалась этим вторжением в свое личное время почти так же сильно, как любым делом, которое приводило ее в отвратительную башню с ее запахом надвигающейся смерти и чудовищным офортом в раме на стене. Если бы ее внимание не привлекло полное муки трепыхание бабочки в паутине между столбиками перил, она бы, несомненно, уже была на середине пути вниз, далеко за пределами слышимости. Но она принялась осторожно распутывать насекомое и потому уловила папины слова:

— Вот почему я позвал вас, Бэнкс. Смерть — чертовски досадная помеха! Вы сделали исправления?

— Да. Я принес их, чтобы подписать и заверить, а также копию для вашего архива, разумеется.

Последующих деталей Саффи не слышала, да и не хотела слышать. Она была второй дочерью мужчины старой закалки, синим чулком средних лет. Принадлежащий мужчинам мир собственности и финансов не интересовал и не заботил ее. Она хотела одного: освободить обессиленную бабочку и убежать из башни, подальше от затхлого воздуха и душных воспоминаний. Она не ступала в маленькую комнату больше двадцати лет и не собиралась ступать в нее и впредь. Так что она поспешила вниз, прочь, пытаясь уклониться от облака прошлого, которое преследовало ее по пятам.

Ведь когда-то они с папой были близки, много лет назад, но та любовь прогнила. Юнипер оказалась лучшей писательницей, а Перси — лучшей дочерью, и для Саффи в сердце отца почти не осталось места. Было лишь одно краткое и яркое мгновение, в которое полезность Саффи затмила полезность сестер. После Первой мировой, когда папа вернулся к ним, израненный и сломленный, именно она возродила его к жизни, дала ему то, в чем он нуждался больше всего. И как же соблазнительна была сила его нежности, вечера, проведенные в укрытии, где никто не мог их найти…

Внезапно возник хаос, и Саффи распахнула глаза. Кто-то вопил. Она лежала в ванне, вода была ледяной, солнечный свет за открытым окном сменился сумерками. Саффи поняла, что задремала. Ей повезло, что она не соскользнула глубже. Но кто же кричал? Она села, напряженно прислушиваясь. Тишина. Неужели шум ей пригрезился?

Снова шум. И звон колокольчика. Видимо, старик в башне разразился очередной тирадой. Что ж, пусть Перси присмотрит за ним. Они стоят друг друга.

Дрожа, Саффи отлепила от тела холодную фланель и поднялась, отчего вода заколебалась. Она выбралась на коврик, с нее капало. Внизу гудели голоса, теперь она различала их. Мередит, Юнипер… и Перси; все трое собрались в желтой гостиной. Наверное, ждут ужина, и она подаст его, как обычно.

Саффи сдернула халат с крючка на двери, одержала победу над рукавами и застегнула пуговицы на прохладной мокрой коже, после чего пошла по коридору. Эхо влажных шагов загуляло по плиткам. Она никому не раскроет свой маленький секрет.

— Тебе что-то нужно, папа?

Перси толкнула тяжелую дверь в комнату в башне. Она не сразу обнаружила отца в нише у камина, под офортом Гойи; а когда обнаружила, он словно испугался при ее появлении, и она немедленно поняла, что у него очередной приступ галлюцинаций. А значит, когда она спустится вниз, то, по всей вероятности, найдет его ежедневное лекарство на столе в вестибюле, где оставила его утром. Она сама виновата, что понадеялась на сестру. Перси выругала себя за то, что не заглянула к отцу тотчас по возвращении из церкви.

Она заговорила с ним тихо и мягко, как, наверное, говорила бы с ребенком, будь у нее шанс узнать хоть одного достаточно близко, чтобы полюбить.

— Вот видишь, все хорошо. Может, присядешь? Пойдем, я устрою тебя у окна. Вечер просто чудесный.

Он судорожно кивнул и направился к ее протянутой руке — значит, галлюцинации развеялись. Очевидно, приступ был не слишком сильным, поскольку отец достаточно оклемался и даже возмутился:

— Разве я не велел тебе носить парик?

Велел, и не раз, и Перси покорно купила таковой (нелегкая задача в военную пору), лишь для того, чтобы проклятая штуковина валялась отрубленным лисьим хвостом на прикроватном столике.

На спинку кресла было наброшено покрывало, небольшая яркая вещица, которую Люси связала для отца несколько лет назад; Перси расправила его на папиных коленях, когда он сел, и ответила:

— Прости, папа. Я забыла. Я услышала колокольчик и не хотела заставлять тебя ждать.

— Ты выглядишь как мужчина. Ты этого добиваешься? Чтобы люди обращались с тобой как с мужчиной?

— Нет, папа.

Перси кончиками пальцев коснулась затылка и задержалась на маленьком гладком завитке, который спускался чуть ниже линии роста волос. Отец не имел в виду ничего плохого, и она не обиделась, просто несколько удивилась его предположению. Она покосилась на застекленный книжный шкаф и увидела свое отражение в его рябой поверхности: довольно сурового вида женщина, сплошь острые углы, прямая как палка спина, но притом вполне увесистые груди, несомненный изгиб бедер и лицо, не тронутое помадой и пудрой, но вроде бы отнюдь не мужеподобное. Она надеялась, что не ошибается.

Тем временем отец повернул голову и смотрел на окутанные ночью поля, к счастью не подозревая о цепочке рассуждений, которую породил.

— Все это, — произнес он, не отрывая глаз. — Все это.

Она прислонилась к креслу, положила локоть на спинку. Пане незачем было продолжать. Она как никто другой понимала его чувства при виде полей его предков.

— Ты прочел рассказ Юнипер, папа?

Это была одна из немногих тем, которые гарантированно поднимали ему настроение, и Перси осторожно принялась ее развивать, в надежде, что хандра, на грани которой он все еще балансировал, отступит.