Третье пришествие - Алексей Барон

— Да ничего, — сказал я. — Спасибо за доставку.

— Это вам спасибо. Говорят, вы первый поняли, кто такой Каменный Гость на самом деле.

— Не совсем так. Не я один.

— Какая разница! Верят вам. В то, что найдете выход. Вы ведь найдете?

— Ну прилетел именно для этого.

— Знаете, проблем с исполнением приказов не будет. Люди готовы рыть Луну голыми руками. Круглые сутки и бесплатно. Потому что там, — водитель махнул рукой в сторону голубой горбушки над горизонтом, — там у всех кто-то остался. У вас ведь — тоже?

— Да. Конечно.

— Так вы что-нибудь придумаете?

— Обязательно, — бодро сказал я.

И порадовался тому, что никто не видит моего лица. Излучать уверенность при любых обстоятельствах — профессиональная обязанность любого президента. Хотя очень трудно выглядеть уверенным, когда от бессилия выть хочется. Очень трудно.

— Еще говорят, что вам сопутствует удача.

Тут уж я совсем не нашелся, что ответить. Просто похлопал славного парня по плечу. Это можно было понимать как угодно.

* * *

За тонкой переборкой бубнил Джеф Пристли, живая легенда NASA.

— «Синдбад», «Синдбад», высаживайте на Варгентин. Как поняли? Прием.

— Вас понял. Иду на Варгентин. «Снежинки» готовы? У меня сто сорок человек на борту.

— Я помню.

— Разрешите еще один рейс.

— Хольгерд, опять ты за свое?

— Мы все десять раз просчитали.

— Да мы тоже математику учили. Риск слишком велик. Повторяю: после высадки уходишь на ночную сторону, прячешься в тень и ждешь, когда протуберанец схлынет.

— Мы успеем.

— Хольгерд, это приказ.

— Пожалуй, я его не выполню. Извини, старик. Конец связи.

Джеф скрипнул зубами. Потом заглянул в дверь. Я кивнул.

— Погоди, с тобой будет говорить один мудрый человек.

— Далай-лама, что ли?

— Привет, Хольгерд. Я не Далай-лама. Владимир Черешин на связи.

— Sorry, не понял. Президент, что ли?

— Да.

— Тогда доброе утро, сэр. Простите, что не сразу понял. Для меня большая честь…

— Хольгерд, перестань. Времени нет. Сколько человек рассчитываешь привезти этим последним рейсом?

— Минимум сто сорок. Возможно, даже сто пятьдесят, если не слишком толстые.

— Насколько я помню, срок работы реактора на «Синдбаде» составляет пять лет?

— Почти. Пятьдесят восемь геомесяцев, сэр.

— За эти пятьдесят восемь месяцев ты перевезешь массу людей. Тысячи жизней. Десятки тысяч, а не сто пятьдесят.

— Вы думаете, на Земле кто-нибудь уцелеет?

— Обязательно.

— Уверены?

— Я знаю, что говорю. Надеюсь, ты мне веришь?

— Безоговорочно.

— Нельзя рисковать кораблем, Хольгерд. Другого «Синдбада» у нас очень долго не будет. Потому что после протуберанца до ракетостроения мы не скоро дорастем. Особенно до атомного ракетостроения.

— Если дорастем.

— Вот в этом и у меня уверенности нет. Так ты выполнишь приказ?

— Даже если прикажете застрелиться, сэр. Извините за то, что отнял время.

— У всех есть нервы. И близкие люди на Земле. Это кого угодно может вывести из равновесия.

— О, да. Только вы того, держитесь, мистер президент. Вам-то ломаться нельзя.

— Да я и не ломаюсь, — соврал я.

И начал разоблачаться. Потому что в дверях возникла Тамара Саратовна со шприцем.

Грешен, боюсь внутривенных инъекций. С детства предпочитаю внутрипопочные. Самая полезная часть человека — его седалище. И что бы мы без него делали?

— Я запрещаю вам пить кофе, — сказала амазонка в халате. — Кажется, мы об этом уже говорили.

— Тамара, вы слишком строги, — встал на мою защиту Баб. — Он толко нэдавно бросил смокинг.

— Это был не смокинг, а брюки.

— Какие брюки? Смокинг есть курение.

— Займитесь-ка своим делом, сэр. И выйдите из кабинета.

— Одновременно? — удивился Баб.

У него еще не было своего кабинета. Из-за чего парень работал в моем.

— Квикли.

— Кьюкемба! Не осталось послушных женщин в мире.

— Это потому, что мира скоро не останется, — отрезала Тамара Саратовна. — Не стоило его вам доверять.

И с ожесточением вонзила шприц, будто нашла во всем виноватого.

Я охнул. Женщины есть стихия. Особенно умные. То есть те, которые не знают, чего хотят. Но знают, кто виноват. Обычно тот, кто поближе. Поскольку Фима так и не успел прилететь, поближе оказался я. К тому же с обострением гипертонической болезни.

— Внимание всем базам, — по-английски объявил Уоррен. — До прибытия протуберанца осталось двадцать часов сорок три минуты. Начинаем последнюю проверку аварийных служб.

Джеф Пристли повторил объявление на русском, французском, немецком, китайском и арабском.

* * *

От массового суицида нас тогда спасала лихорадочная деятельность, не оставлявшая ни единой свободной минуты.

С поверхности Луны убирали все мало-мальски стоящее, наружные части низких построек и сооружений засыпали защитным слоем реголита. Внутри баз устанавливали дополнительные перегородки и дублирующие трубопроводы. Шло жесткое уплотнение жилого фонда, досрочное снятие урожая в оранжереях, раздача индивидуальных аптечек, продовольственных пайков, фляжек с водой и запасных кислородных баллонов.

С Земли прибывали последние беженцы и наиболее важные сельскохозяйственные животные. Разношерстные, наспех переоборудованные, большей частью одноразовые аппараты садились прямо вокруг куполов Хьюманити, что раньше категорически запрещалось. Как ни странно, никто и ни во что не врезался. Видимо, благодаря талантам Пристли.

Мы с Уорреном тонули в спорах и ругани при распределении ресурсов между поселениями. Лишь за несколько часов до катастрофы этому развлечению пришел конец, поскольку отключили питание канатных дорог, и бартер между базами засох. Что успели, то перевезли, а что не успели, — все, абзац.

После этого на первый план вышли другие проблемы, например, выстраивание вертикали власти. Ввиду исключительных обстоятельств на Луне вводилось прямое президентское правление. Я считал его единственно правильным решением. Однако, по настоянию американцев и Евросоюза, прямое президентское правление должно было контролироваться лунным парламентом, а выборы проводили более чем в пожарном порядке. Тут тоже сначала шли баталии из-за квот, потом посыпались жалобы по поводу давления на избирателей и даже, как ни смешно, по поводу подтасовки данных. Кое-где дело дошло до первых лунных драк на национальной почве. В общем, земляне верны своим привычкам, где бы ни оказались, при любых обстоятельствах, и протуберанец, опять же, — нам не указ. Все стихло лишь за несколько минут до катастрофы. Буйных изолировали, раненых перевязали, а избранных утвердили. Мы с Уорреном наконец-то смогли покинуть кабинетик и по винтовой лесенке поднялись в холл под крышей административного купола.