Нацизм на оккупированных территориях Советского Союза - Егор Николаевич Яковлев

По сути, новая книга Мак-Микина – это анахронизм. Возможно, нечто подобное могло бы стать объемным справочником для посла США в Москве Аверелла Гарримана и главы военной миссии генерала Джона Р. Дина, когда они бросились назад в Вашингтон после смерти Рузвельта 12 апреля 1945 г., чтобы убедить нового президента Гарри Трумэна отказаться от советских союзников. Вероятно, не было совпадением то, что четырьмя годами ранее Трумэн был готов встать на сторону или Гитлера, или Сталина, в зависимости от того, кто выиграет войну между ними. Мак-Микин предполагает, что следовало договориться с Германией о сепаратном мирном договоре в какой-то момент между 1939 и 1943 гг., чтобы обеспечить мир в Западной Европе в обмен на «развязанные руки» на Востоке (с. 660). Это был как раз тот исход, которого боялся нарком Литвинов и который он пытался предотвратить, что и сделал Сталин, согласившись подписать с Германией пакт о ненападении.

Подводя итог всему вышесказанному, стоит отметить следующее: книга Мак-Микина ненадежна. Она больше похожа на пропаганду, которая может быть использована в продолжающейся кампании против Сталина и СССР, которые часто рассматриваются в качестве своего рода «ретропредставителей» Российской Федерации и ее президента Владимира Путина. Сам Мак-Микин явным образом не придерживается этой линии, но его книга понравится западной антироссийской аудитории, в особенности в США и Великобритании. Конечно, Сталин представляет собой легкую мишень для критики, но это не делает его вместе с Гитлером или без него ответственным за Вторую мировую войну.

«Сровняли с землей населенные пункты…»: психология одного руководителя нацистской истребительной политики

Елена Мягкова, Александр Репников

В связи с бурным развитием информационно-медийной среды у современных историков возникает конкуренция, заметно вытесняющая продукты профессионального знания и заменяющая их имитирующими научность субститутами, политизированными стереотипами, установками обыденного сознания. Прежде всего это касается истории Великой Отечественной войны. К существовавшим и ранее идеологическим атакам подключились не только наследники нацистских преступников и их адептов, но и респектабельные международные институты: резолюция Европейского парламента «О важности сохранения исторической памяти для будущего Европы» от 19 сентября 2019 г. поставила фактически на одну доску и нацистских агрессоров, и Советский Союз.

Результат не замедлил сказаться: на территории некоторых бывших союзных республик (Латвия, Литва, Украина, Эстония и др.) нацистская карательная политика и роль местных коллаборационистов не только получили определенное оправдание, но и стали во многом героизироваться. Однако в основе интерпретации исторических событий должны быть объективные факты, которые подтверждаются архивными данными. Не случайно поэтому, выступая на заседании оргкомитета «Победа», посвященном подготовке к проведению Года памяти и славы и предотвращению фальсификации истории о Великой Отечественной войне в декабре 2019 г., Президент РФ В.В. Путин обратился к архивному сообществу, говоря о необходимости особого внимания к сохранению героического прошлого.

В России и Беларуси уже много лет осуществляется программа публикации архивных документов, посвященных теме коллаборационизма и истребительной политики на оккупированной территории СССР (Украинские националистические организации…, 2012; Генерал Власов…, 2015; От национализма к коллаборационизму…, 2018; Без срока давности…, 2020; «Коттбус»…, 2018; «Корморан»…, 2020)[281]. В этой связи научная публикация дневника обергруппенфюрера СС Эриха фон дем Бах-Зелевского (1899–1972) своевременна и актуальна, позволяет посмотреть на трагические события Великой Отечественной войны «с противоположной стороны»[282]. И если ожесточение в ходе военных действий объяснимо, то мотивы и особенно психология массового уничтожения мирного населения вызывают массу вопросов. Есть ли объяснение у военных преступлений, помимо уже хрестоматийных утверждений о «выполнении приказов вышестоящих»?[283]

* * *

Обращаясь к биографиям высших офицеров СС, можно отметить поразительное различие в том, как при в целом «стандартных» послужных списках и зачастую схожих деяниях заканчивались их жизни (Залесский, 2012). В то время как одни были убиты в боях, покончили жизнь самоубийством в 1945 г., казнены после войны или приговорены к различным срокам тюремного заключения (во многих случаях досрочно выходя на свободу), другие благополучно работали в государственных учреждениях ФРГ, становились управленцами, обобщали свой военный опыт и писали апологетические воспоминания[284].

На этом фоне судьба автора дневника примечательна не только тем, что он лично отвечал за карательные операции и был причастен к уничтожению огромного числа людей, но и тем, что сразу после войны он оказался не подсудимым, а свидетелем обвинения со стороны США на Международном военном трибунале в Нюрнберге (Из допроса свидетеля…, 1991: 261–266). На резонный вопрос о том, как Бах-Зелевский мог «совместить со своей совестью свой пост в качестве начальника и инспектора по вопросам борьбы против партизан на Востоке» и на практике «осуществлять эти функции, осуждая методы борьбы против партизан», последовал ответ: «Я не только совмещал это со своим представлением о совести, но я даже сам стремился получить этот пост… Я считаю, что если бы вместо меня кто-нибудь другой занимал этот пост, было бы еще больше горя» (Из допроса свидетеля…, 1991: 276). Затем Бах-Зелевский участвовал в качестве свидетеля еще в нескольких процессах, где осуждал расизм и указывал на пагубность нацистской идеологии. Нет сомнения, что при ином стечении обстоятельств он был бы казнен, как обергруппенфюрер СС Фридрих Еккельн (публично повешен в Риге 3 февраля 1946 г.), поскольку их действия против партизан, мирного населения и евреев в период Второй мировой войны различались лишь нюансами (Симкин, 2018: 294–295). Продолжительные сроки заключения Бах-Зелевский получил только в начале 1960-х гг., причем лишь за отдельные убийства на территории Германии…

Реакция высокопоставленных нацистов, сидевших на скамье подсудимых, была бурной. Герман Геринг в разговоре с участвовавшим в работе трибунала американским психологом и переводчиком Г. Гильбертом поносил свидетеля: «Подумайте, эта грязная, проклятая, предательская свинья! Отвратительная вонючка! Он был самым проклятым убийцей во всей этой чертовой компании! Грязная отвратительная собака!» (Рагинский, 1986: 77). «Спросите его, – воскликнул генерал-полковник Альфред Йодль, обращаясь к своему адвокату, – знает ли он, что Гитлер представлял его нам как образцового борца с партизанами? Спросите эту грязную свинью» (Рагинский, 1986: 150; Гильберт, 2004: 142–144). Адвокат Геринга спросил Бах-Зелевского: «Известно ли Вам, что Гитлер и Гиммлер особенно хвалили Вас именно за беспощадность, с которой Вы проводили операции в отношении партизан?» И получил в ответ наглую ложь: «Нет, я не получал никаких наград за борьбу с партизанами[285]. Все мои награды я получил за действия на фронте от военного командования» (Из допроса свидетеля…, 1991: 275).

* * *

Для подтверждения образа тайного оппозиционера, писавшего вышестоящему начальству соответствующие меморандумы с призывом «делать различие между партизанами и людьми, подозреваемыми в том, что они партизаны», судебным властям нужны были реальные