Крылатый штрафбат. Пылающие небеса - Георгий Савицкий

— Вас понял, «Леопард», я — «Тигр», прием. Приказываю продолжать патрулирование. Через двадцать минут вас сменят истребители из 45-го авиаполка, прием.

— Я — «Леопард», прием, вас понял, продолжаю патрулирование. Группа — общий сбор! Звену лейтенанта Лазарева — занять высоту две пятьсот. Я буду следовать над вами с превышением триста метров.

— Вас понял, выполняю.

Но больше немецкие самолеты в этом районе не появлялись, патрулирование проходило спокойно, будто бы и не было несколько минут назад здесь жаркой воздушной схватки не на жизнь, а на смерть.

Вскоре на смену истребителям-штрафникам подошли две четверки «лавочкиных» из соседнего авиаполка и приветливо помахали крыльями. Штрафники ответили им тем же.

— Я — «Леопард», прием. «Веселые», принимайте эстафету, а то у нас уже аварийный остаток мигает.

— Вас понял, «Леопард». Идите домой.

— «Тигр», я — «Леопард», — вызвал Волин командный пункт авиадивизии. — Работу закончил, возвращаюсь на «точку».

— Добро, «Леопард», вы свою задачу выполнили. Я — «Тигр», возврат на «точку» разрешаю.

* * *

Как только приземлились, командир эскадрильи побежал на стартовый командный пункт к своему заместителю.

— Что с Мартыненко? — спросил Волин, пожимая руку старшему лейтенанту Виктору Платову, дежурившему на стартовом командном пункте.

Тот сдвинул наушники и отложил «лягушку» микрофона.

— Да нормально все, сел Ваня. У нас приземлился — ну упертый! Сейчас его наш лекарь латает.

— Что-то серьезное?

— Никак нет. Руку зацепило, Иван в госпиталь наотрез отказался ехать, говорит: «Здесь отлежусь, а то потом еще время на дорогу туда — обратно тратить».

— Ладно, пусть у нас остается. Его Захар Иванович живо подлатает. А что с Омельченко?

— Сел на вынужденную в пяти километрах от аэродрома. Наши техники уже выехали туда вместе с инженером эскадрильи. Сам Евгений не пострадал.

— Ясно, — капитан Александр Волин вздохнул задумчиво и молча пошел к штабному блиндажу.

По дороге его встретил особист, капитан госбезопасности Анатолий Воронцов. Прикурил сигарету, поинтересовался, как слетали. Волин рассеянно ответил. Его состояние не укрылось от внимательного взора. Но офицер Особого отдела промолчал, лишь на секунду дольше задержав взгляд на капитане.

Вернувшись в штаб, Александр Волин занялся документами, которых скопилось немало. Штабную рутину он, как и все боевые летчики, не любил. Но работа с документами помогала отвлечься от тревожных мыслей, хотя предчувствие беды, единожды поселившись в сердце, не отпускало.

* * *

Под вечер прибыли техники вместе с бледным, с дрожащими губами Евгением Омельченко. Фельдшер Захар Иванович осмотрел его и доложил комэску Волину:

— Товарищ капитан, никаких ранений у летчика-штрафника Омельченко нет. Просто нервный срыв. Я отстраню его от полетов на некоторое время и выпишу успокаивающие порошки. Думаю, за неделю он поправится.

— Ясно, Захар Иванович, вы уж постарайтесь его на ноги поставить, людей ведь не хватает, летать некому…

— А людей всегда не хватает, — философски пожал плечами фельдшер. — Разрешите идти?

— Идите.

Гораздо менее оптимистичным был доклад инженера штрафной эскадрильи капитана Якова Фельдмана.

— Иван Мартыненко увидел черный дым за «яком» Евгения Омельченко, да? — прищурившись, поверх круглых стекол очков в железной оправе спросил он.

— Точно так, — кивнул Волин.

— Самолет Омельченко вообще не был подбит, на нем вообще ни царапины. То есть я хотел сказать, что в воздухе в него не попали, — выпустив клуб дыма, уточнил военный инженер. — Омельченко дал полный газ и поэтому сжег мотор своего истребителя. А судя по полученным повреждениям машины, посадку производил на «брюхо» и на повышенной скорости. Хотя приземлялся он на ровный луг, с достаточно плотной и уже подсохшей после паводка землей.

Присутствующий при докладе капитан госбезопасности Воронцов с хрустом смял в кулаке пачку папирос.

— А это значит, — перебил он инженера штрафной эскадрильи, — что Омельченко намеренно произвел грубую посадку, чтобы скрыть следы своей трусости… И это уже не первый раз — вы личное дело его почитайте. Решил снова за старое взяться, сволочь!

Евгений Омельченко — трус и дезертир! Он оставил своего ведущего в тот момент, когда Ивану Мартыненко угрожала опасность! Я сам бывший летчик и знаю, чего стоит такое отношение в воздухе, а тем более — в бою!

— Погоди, погоди… — Александр Волин выглядел скорее обескураженным. Инженер штрафной эскадрильи был польским евреем, жил в Восточной Пруссии, откуда сбежал с семьей в тридцать пятом году — от массовой травли евреев, начатой гитлеровским режимом. А в тридцать седьмом чудом избежал репрессий уже в Советском Союзе. Служил в авиации, а потом, от греха подальше, был отправлен в штрафную эскадрилью. Авиационную технику он знал досконально, причем как советскую, так и немецкую: поговаривали, что он служил в секретной авиашколе под Липецком, где готовили перед войной и немецких летчиков. Не доверять ему, в принципе, такому же штрафнику, но с погонами, у Александра Волина не было никакого резона. — Истребитель Омельченко восстановлению подлежит?

— Так точно, товарищ капитан.

— Какого черта, этот м…ак еще и боевой истребитель угрохал! В пехоту его, в штрафбат!

— Проведем общее собрание эскадрильи, — решил командир. — Если он не раскается, то я его пристрелю лично!

Собрание решили провести на следующий день. Он выдался более-менее спокойным: взлетали только два раза, и оба раза на воздушное патрулирование.

Зато на земле страсти кипели нешуточные. На общем собрании штрафной эскадрильи обсуждали случившееся с Евгением Омельченко. Специально для этого прибыл специальный представитель политотдела дивизии.

А самого Евгения Омельченко посадили под замок в складском блиндаже и приставили к нему двух солдат из отряда капитана госбезопасности Воронцова.

После того инцидента с уничтожением вражеской диверсионной группы матерых «зеленых дьяволов» штрафники прониклись уважением к бойцам взвода охраны НКВД. Все же они воевали вместе: кто в воздухе, а кто — на земле. Во всяком случае, отношения между «летунами» и «чекистами» стали более открытыми.

Собрание состоялось тут же, возле самолетов. Стали детально разбирать случившееся. Командир эскадрильи нарочито сухо, без эмоций, изложил суть дела, хотя она была понятна каждому.

Потом слово взял замполит эскадрильи:

— Товарищи! Сейчас, когда на Кубани решается не только исход битвы, но и исход войны, нам нужно каждому побороть в себе страх и идти вперед — на врага! Это наш долг перед Родиной, — сказал лейтенант Павел Лазарев.