Капитал. Полная квинтэссенция 3-х томов - Юлиан Борхардт

С другой стороны, это были земли русских и индийских коммунистических общин, которые должны продавать часть своего продукта, притом все возрастающую часть, чтобы выручить деньги для уплаты налогов, к уплате которых вынуждал их, довольно часто посредством истязаний, беспощадный деспотизм государства. Эти продукты продаются безотносительно к ценам производства, продаются за цену, которую предлагает торговец, так как крестьянин к сроку платежа должен во что бы то ни стало добыть денег. И с этой конкуренцией, с конкуренцией девственной степной земли, равно как с конкуренцией крестьян России и Индии, изнемогающих под податным винтом, европейский арендатор не мог справиться при старых рентах. Часть пахотной земли в Европе окончательно была поставлена вне возможности выдерживать конкуренцию в области производства зерна, ренты повсюду упали; отсюда вопли аграриев от Шотландии до Италии и от Южной Франции до Восточной Пруссии. К счастью, еще далеко не все степные земли подвергнуты возделыванию; их еще слишком достаточно для того, чтобы разорить все европейское крупное землевладение, да, кроме того, и мелкое (Ф. Энгельс).

При анализе дифференциальной ренты мы исходили из предположения, что наихудшая земля не уплачивает земельной ренты. Необходимо прежде всего заметить, что закон дифференциальной ренты (т. е. ее повышение, понижение и т. д.) совершенно не зависит от правильности или неправильности этого предположения.

Будет ли цена пшеницы, уплачиваемая за весь продукт, покрывать как раз лишь издержки производства плюс среднюю прибыль наихудшей обрабатываемой земли или же будет давать еще некоторый излишек, так что и наихудшая земля будет давать ренту, – это совершенно безразлично с точки зрения разницы между продуктам наихудшей земли и лучших сортов земли.

Итак, закон дифференциальной ренты не зависит от результата дальнейшего исследования.

Если рыночная цена продукта земли достигает такого уровня, что для дополнительно авансированного капитала, затраченного на класс земли А, она дает капиталисту обычную среднюю прибыль, то этого условия достаточно для того, чтобы на класс земли А мог быть затрачен дополнительный капитал.

Но из той посылки, что арендатор мог бы теперь затратить капитал на сорт земли А, если бы ему не приходилось платить ренту, отнюдь не следует заключение, что эта земля так и будет без дальнейших околичностей предоставлена в распоряжение арендатора. То обстоятельство, что арендатор мог бы использовать свой капитал с обычной прибылью, если ему не придется платить ренту, в глазах земельного собственника вовсе не основание для того, чтобы даром снабдить своей землей арендатора. В стране капиталистического производства капитал может вкладываться в землю без платежа ренты только тогда, когда произойдет если не юридическое, то фактическое уничтожение собственности на землю как границы всякого приложения капитала, уничтожение, которое, однако, может произойти лишь при совершенно определенных и по своей природе случайных обстоятельствах.

Во-первых, если сам капиталист – земельный собственник. Если рыночная цена поднялась настолько достаточно, что на земле сорта А можно выручить цену производства, т. е. возмещение капитала плюс средняя прибыль, то он может в этом случае сам вести хозяйство на своем участке земли.

Во-вторых, в составе арендуемых земель могут быть такие отдельные участки земли, которые при данном уровне рыночных цен не приносят ренты, следовательно, фактически сдаются даром, но которые земельный собственник не считает такими, потому что он видит общую сумму ренты с земли, сдаваемой в аренду, а не особые ренты составляющих ее отдельных участков.

В-третьих, арендатор может затратить дополнительный капитал на прежний арендуемый участок, хотя при существующих рыночных ценах получаемый таким образом продукт доставляет ему лишь обычную прибыль, но не дает возможности платить дополнительную ренту. Таким образом, на одну часть капитала, вложенного в землю, он уплачивает земельную ренту, на другую – нет.

Однако все эти исключительные случаи не разрешают проблемы, которая в простой постановке такова: предположим, что рыночная цена хлеба (который в этом исследовании является для нас представителем продукта земли вообще) достаточна для того, чтобы поступили под возделывание части земли класса А и чтобы капитал, затраченный на эти новые поля, выручил цену производства продукта, т. е. возмещение капитала плюс средняя прибыль. Достаточно ли этого? Действительно ли можно в таком случае затратить этот капитал? Или же рыночная цена должна повыситься настолько, чтобы ренту приносила и наихудшая земля А?

В таком случае рента с земли А была бы не простым следствием повышения цены хлеба, а наоборот: то обстоятельство, что наихудшая земля должна приносить ренту для того, чтобы ее вообще позволили возделывать, было бы причиной повышения цены хлеба до такого пункта, на котором явится возможность осуществить это условие.

Дифференциальная рента имеет ту особенность, что земельная собственность здесь лишь просто улавливает ту добавочную прибыль, которую иначе захватил бы, и при известных обстоятельствах, пока не истечет срок его арендного договора, действительно захватывает арендатор. Земельная собственность в этом случае – причина лишь перенесения известной, возникающей без ее содействия части цены товара от одного лица к другому, от капиталиста к земельному собственнику. Но земельная собственность в этом случае – не причина, которой создается эта составная часть цены (или соответствующее повышение цены). Напротив, если наихудшая земля класса А не может возделываться – хотя возделывание ее принесло бы среднюю прибыль, – пока она не приносит известного избытка над этой средней прибылью, известной ренты, то земельная собственность является творческой причиной этого повышения цены. Сама земельная собственность создала ренту.

Если мы вообще говорим, что – предполагая регулирование хлебной цены ценой производства – земля класса А не уплачивает ренты, то мы имеем в виду ренту в строгом значении слова. Если фермер уплачивает арендную плату, представляющую вычет из нормальной ли заработной платы его рабочих или из его собственной нормальной средней прибыли, то он не уплачивает никакой ренты. Уже раньше мы отмечали, что на практике это встречается постоянно. Однако во всех этих случаях уплачивается отнюдь не действительная рента, хотя уплачивается арендная плата. А здесь мы должны исследовать как раз нормальный случай (для капиталистических отношений), когда рента и арендная плата совпадают. Еще меньше помогает нам здесь ссылка на колониальные отношения. Что делает колонию колонией – мы говорим здесь лишь о собственно земледельческих колониях, – так это не только масса плодородных земель, находящихся в естественном состоянии, а скорее то обстоятельство, что эти земли не присвоены, не превращены в земельную собственность. Именно это и проводит такое колоссальное различие между старыми землями и колониями, поскольку дело идет о земле: юридическое или фактическое отсутствие земельной собственности. При этом совершенно безразлично, присваивают ли колонисты землю просто себе, или же они под видом номинальной цены земли в действительности уплачивают государству всего лишь пошлину за приобретение юридического титула на землю. Безразлично также и то обстоятельство, что уже поселившиеся колонисты являются юридическими собственниками земли. Земельная собственность фактически не представляет здесь границы для приложения капитала, а также труда без капитала; захват части земли уже осевшими колонистами не исключает для новых пришельцев возможности превратить новую землю в сферу приложения их капитала или их труда. Поэтому, когда приходится исследовать, каким образом земельная собственность действует на цены продуктов земли и на ренту в тех случаях, когда эта собственность ограничивает землю как сферу для приложения капитала, было бы в высшей степени плоско ссылаться на свободные буржуазные колонии, где нет ни капиталистического способа производства в земледелии, ни соответствующей ему формы земельной собственности, которая вообще фактически здесь не существует.