Старт Страны Советов. Революция. Октябрь 1917 - март 1918 - Александр Шубин

25 января Центральная рада выехала из Киева сначала в Житомир, а затем в Сарны – к самому немецкому фронту. Как вспоминал А. Гольденвейзер, «у нас часто случалось, что отступавшие войска творили больше бед, чем сменявшие их завоеватели… На этот раз уходили украинцы, и они покидали Киев не так, как оставляют родной город и столицу, а как эвакуируют завоеванную территорию… “Вильное казачество”, защищавшее город, чинило всяческие эксцессы; во дворе нашего дома расстреливали людей, казавшихся по чему-либо подозрительными».[760]

26 января (8 февраля) 1918 г. войска Муравьева взяли Киев. Красные произвели аресты и расстрелы более 2 тыс. офицеров и других подозреваемых в противодействии Советской власти. После этого Муравьев с 5000 бойцов двинулся к Днестру для отражения натиска румын.

Для многих горожан Восточной Украины, а то и Киева или Одессы, в которых большинство говорило по-русски, да и для значительной части крестьян украинское государство не было своим. Для них война против украинских националистов была войной против попытки разделить живую ткань народов, против затягивания с социальными преобразованиями. Позднее украинские атаманы легко переходили из-под желто-голубых знамен под красные и обратно. Вооруженных украинцев интересовала не столько национальная государственность, сколько ее социальное содержание.

В этих условиях потерявшие столицу и опору внутри своей страны лидеры Центральной рады сделали ставку на внешнюю силу. 27 января (9 февраля) 1918 г. представители Центральной рады подписали договор с державами Четверного союза. Современная исследовательница И. Михутина считает этот договор «неправомерным актом»,[761] тем более что 26 января (8 февраля) 1918 г. Киев был взят советскими войсками. Центральная рада бежала в Житомир. Но теперь она была признана в международном договоре. Это определило судьбу Украины, включая и те земли, где массы населения ни о какой Центральной раде слышать не хотели.

По мирному договору Четверного союза и Центральной рады Украина получала Холмщину и часть Подляшья. Рада обязалась предоставить Германии и Австро-Венгрии 1 млн тонн хлеба, а также другое продовольствие, способное смягчить там социальный кризис. Американский историк Ю. Фельштинский считает, что украинский хлеб был мифом,[762] однако О. Чернин настаивает, что, несмотря на все трудности с выколачиванием продовольствия из Украины, «без этой поддержки мы и вовсе не смогли бы продержаться до нового урожая».[763] Секретным соглашением предусматривалось создание автономной Галиции в составе Австро-Венгрии (впоследствии эта договоренность была аннулирована). Рада приглашала германские войска на Украину, чтобы вытеснить сторонников советской власти. Политика украинских националистов приобрела прогерманскую ориентацию.

Теперь представители Германии готовы были разделаться с Россией. Чернин писал 8 февраля: «Нет сомнения, что брестское интермеццо быстрыми шагами идет к концу».[764]

Еще 4–5 февраля Кюльман обещал Людендорфу предъявить Троцкому ультиматум в течение суток после заключения договора с украинцами. Но после этого Кюльман «занял уклончивое положение». Теперь кайзер Вильгельм приказал предъявить Троцкому ультиматум, включавший очищение Прибалтики. Кюльман, надеявшийся закончить дело миром побыстрее, упросил императора отказаться от последнего требования и ограничиться прежними условиями.[765]

Но Троцкий не стал дожидаться неизбежного ультиматума. 28 января (10 февраля) он провозгласил, что отказывается подписать аннексионистский мирный договор, заявив тем не менее о прекращении состояния войны и демобилизации армии: «Мы не можем освящать насилия. Мы выходим из войны, но мы вынуждены отказаться от подписания мирного договора».[766]

Ленин был не согласен с провозглашенной Троцким демобилизацией армии и даже пытался ее остановить. Но рычагов воздействия на солдатскую массу оставалось не много, и фронт стал рассыпаться.

В остальном акт Троцкого, отказавшегося подписывать мир, в первые дни после его возвращения в Петроград не был оспорен другими лидерами большевиков. По утверждению Троцкого, Ленин сказал: «Если так, тем лучше: и аппарансы соблюдены, и из войны вышли».[767]

Немцы тоже не могли пойти на продолжение широкомасштабной войны на Восточном фронте. Но короткий удар они могли себе позволить. 13 февраля Коронный совет Германии решил провести ограниченную наступательную операцию до Нарвы и Пскова. Людендорф вспоминает: «Чтобы воспрепятствовать самим большевикам образовать новый восточный фронт, мы должны были нанести короткий, но сильный удар расположенным перед нами русским войскам, который позволил бы нам при этом захватить большое количество военного снаряжения. Дальнейшее развитие военных операций на востоке не имелось в виду в ближайшее время».[768] Осаждать Петроград в условиях угрозы с запада Германия уже не собиралась.

Но Ленин этого не знал. Для него осада Петрограда была синонимом гибели революции. Как только стало известно, что немцы намерены наступать, он стал настаивать на принятии их условий мира. Троцкий считал, что нужно дождаться самого наступления, чтобы было ясно, что большевики уступают непреодолимой силе.[769]

Для левых коммунистов это означало всего лишь кутузовское отступление до Москвы. Задним числом можно констатировать, что с военной точки зрения левые оказались ближе к истине, – немцы не смогли бы вести длительное наступление против России. Мобилизация в Красную гвардию дала скромные результаты в несколько десятков тысяч бойцов, которые были разбросаны по необъятному фронту и тылу. Но вместе с дружинами левых эсеров эти силы позволяли удерживать Петроград и тем более Москву. Как показал опыт австро-германской оккупации Украины, Красная гвардия не могла оказывать сопротивления немцам на фронте. Но для оккупации обширных территорий требовались значительные военные силы, которых еле хватало для хлебной Украины. Выделять такие же силы для оккупации более обширных территорий до Москвы включительно не было ни смысла (с России труднее было взять продовольствие), ни возможности (ведь войска требовались для Западного фронта).