Я – Ангел. Часть первая: Под прикрытием - Сергей Николаевич Зеленин

class="p1">А вот другой напасти, мне лично избежать не удалось…

При введении НЭПа, продразвёрстку заменили единым сельскохозяйственным налогом, собиравшимся сперва «натурой» — сельхозпродуктами то есть и, лишь впоследствии — полностью заменённый на их эквивалент в деньгах. Но в ряде «несельскохозяйственных» губерний решено было сразу взымать единый налог в «смешанной» форме, по принципу «фифти-фифти».

Вот и у нас решением Нижегородского Губисполкома ВКП(б)…

По размеру взымаемого налога, тоже что-то не совсем понятно было: если по стране он равнялся восьми процентам от валового сбора, то у нас — двенадцать. Поговаривали, что это типа компенсация за недобор в губерниях наиболее пострадавших в результате засухи и голода в Поволжье. Кроме того, сельское население сократилось за время военного коммунизма, а обложили налогом все земли — даже пустующие.

Короче, местами продналог обещал стать на порядок жёстче отменённой продразвёрстки!

Казалось, перед тем как полностью перейди на сравнительно умеренный продналог, Советская Власть старалась доказать крестьянам — что она в состоянии забрать у них буквально всё, вплоть до последней копейки и до последнего зёрнышка.

Власти, надо отдать им должное, за прошедшие годы многому научились и поняли, что просто так им налог не собрать. Поэтому, осенью 1922 года, кроме соответствующих налоговых органов привлекли к акции армейские подразделения, милицию и специально сформированные военно-продовольственные дружины из городских и сельских партийцев-активистов.

«Армейские подразделения» состояли из точь-точь таких же крестьян — которых предполагалось обобрать до нитки… Среди них возникли волнения и, они были отозваны назад в казармы.

Прочим же пришлось «поработать»!

Попал в одну такую «военно-продовольственную дружину» и я, с частью своего ОВО и отрядом милиции из Ульяновки — любезно предоставленным мне товарищем Кацем. Причём, тот своей властью назначил меня командиром над этим сводным подразделением. Когда я попытался отлынить от такой сомнительной «чести», он преподнёс мне под нос лист бумаги:

— Читай!

Читаю эти закорючки, накарябанные каким-то безграмотным болваном…

Ё, МОЁ!!!

Это донос на меня в уездную НКВД, в котором ни много ни мало, какой-то «аноним» обвиняет меня в создании антисоветской организации под личиной комсомольской ячейки!

— Хорошо ещё — перехватить сумел и товарищ Анисимов сильно за тебя просил, а то б…

У меня аж дух от «перспектив» перехватило!

— Не Федька, случаем — водитель анисимовской кобылы, постарался?

Так и представил себе наяву этого стукача-активиста — высунув от усердия язык, корпящего над доносом.

Кац только брезгливо поморщился, отрицающе мотнув головой:

— Мотивы мне не понятны, а личность неизвестна. Но сам понимаешь: ты должен как-то проявить себя, чтоб впредь — ни у кого и тени сомнения не возникло в твоей преданности Советской Власти.

Ну, что было делать? Надо, так надо — сам в милицию пошёл работать, никто туда насильно не тянул:

— Хорошо! Только ты мне выдели, товарищ Кац, ребят посознательнее да соответственное.

— Ну а это, как водится — дело то серьёзное!

Думаю, что это всё же Федька постарался, других «доброжелателей» у меня вроде бы нет. С ним надо что-то срочно решать…

Посоветовался с комвзводом ОВО Чеботарёвым и, тот порекомендовал мне взять в этот раз отделение «старшего агента по охране грузов» — замкомвзвода ОВО Кондратюка Степана:

— Человек не здешний, в семнадцатом году к нам прибился — среди местных родни нет. Хоть и говорит как-то потешно — мужик злой, дотошный и въедливый как репей. И «агенты» у него ему под стать.

— Непьющие, хоть? А то в прошлый раз…

Самогона то, по деревням хватает, поди!

— Девок в посёлке набери, товарищ заведующий оружием, — ехидно отвечает, — коль «непьющие» понадобились. Те ещё и, некурящие и по бабам не шастающие…

Жёстко его осаживаю:

— Разговорчики, товарищ старший агент по охране грузов! Надо будет и, девок со старухами в отряд наберу — тебя не спрошу!

Осекается под моим суровым взглядом:

— Пьют, конечно — хоть меру знают… Но всё одно: следить надобно за охальниками построже!

— Понятно…

Ну, всё как обычно.

— … Ладно пойдём, товарищ старший агент, винтовки для экспедиции выбирать. Я себе, пожалуй — тот итальянский карабин возьму.

— «Кар»… Как же его, чёрт… «Каркано»?

— Как, кар, 'Каркано.

Попросился ещё Мишка в «экспедицию» — взял, почему бы не взять, вооружились антикварными винтовками и, на «мобилизованных» телегах двинулись по сёлам.

* * *

Конечно, особо тут рассказывать нечего, да и не зачем… Не геройство какое во славу Отчизны — а как бы, даже не наоборот. Я выполнял приказы вышестоящих, мои агенты — выполняли приказы мои, особенно не усердствуя…

Все, кроме Мишка-Барона!

Тот, прямо из кожи лез, чтоб найти где-нибудь заныканое крестьянами от глаз «народных» мытарей — зерно или схронку с грошами. А, нюх у него на это дело — как у хорошей собаки из наркоконтроля на опиаты. В свободное же время, он зубрил труды классиков или читал товарищам труды ныне действующих коммунистических вождей, пока те не засыпали. Когда же агенты по охране грузов засыпали, Мишка шёл на сеновал мять сиськи какой-нибудь девке, или в избу к какой-нибудь неприкаянной вдовушке, иль к скучающей молодке — для улучшения крестьянской породы.

Дело то, молодое!

Короче, его служебное рвение заметили и отметили с двух сторон: крестьяне дали ему прозвище «Лютый барчук», а товарищи мытари звали к себе в налоговую службу.

Я был резко против:

— Не тот уровень, Миша!

Слава Богу, где-то посредине срока «командировки» в сельскую местность, нашу «дружину» перенацелили с оперативной работы — на охрану и конвоирование арестованных на суд. Конечно тоже не особый «айс» — но тем не менее, «козлить» от нас требовалось уже меньше…

Процент арестованных за неуплату налога крестьян доходил до сорока, а в соседнем Лукояновском уезде, по разговорам — перевалил за пятьдесят.

Кроме местных народных судов, дававших относительно мягкие сроки, особо злостных неплательщиков судил выездной трибунал. Приговоры, какие хочешь — кроме лишения земельного надела и, слава Всевышнему — «вышака». Однако, чаще всего использовали такие меры наказания как «воинский постой», административный арест и наложение штрафа. В самых тяжёлых случаях — конфискация имущества или её части и лишение свободы на срок от двух месяцев до года.

Иногда, арестовывали целыми деревнями!

Но всё равно, хотя около двадцати процентов крестьянских дворов было освобождено от уплаты налога (безлошадные, семьи красноармейцев) — где-то около трети несостоятельных должников не смогло заплатить налог.

Прямо на глазах испуганное, растерянное и пребывающее в шоке крестьянство становилось злобным и агрессивным… Казалось,