Смерть в кредит - Луи-Фердинанд Селин

Куртиаль же вовсе не собирался никому пускать пыль в глаза! Без излишних драматических эффектов! О! Совсем напротив! У него была чисто научная манера, познавательная демонстрация: показательный полет с незатейливой предварительной беседой и пуском голубей в конце сеанса… Он всегда сам предупреждал об этом присутствующих в небольших вступительных речах: «Месье, мадам, мадемуазель… Если я в моем возрасте еще поднимаюсь, то это не для пустого бахвальства! Поверьте! Не из желания поразить толпу!.. Взгляните на мою грудь! Вы увидите здесь блеск всех самых известных и престижных медалей! Если я поднимаюсь, мадам, месье, мадемуазель, то это только ради просвещения семей! Это цель всей моей жизни! Все для образования масс! Мы не стремимся играть на чьих-либо низменных инстинктах! Пробуждать нездоровые страсти! Я обращаюсь к разуму! Только к разуму!» Он повторял это мне, чтобы я усвоил: «Фердинанд, запомни навсегда, наши полеты должны любой ценой выполнять свою миссию! Высоко нести знамя „Самородка“… Ни в коем случае мы не должны опускаться до шутовства! до маскарадов! воздушных пустячков! сумасбродных выходок! Нет! Нет! И нет! Мы должны держать нашу марку! Конечно, мы не должны забывать и о развлечениях! Нам за это платят! Это вполне допустимо! Но все же, по возможности, мы должны стремиться пробудить у этих болванов жажду подлинных знаний! Конечно, воспитание необходимо. Но воспитывать этих скотов, которых ты видишь вокруг стоящими с открытыми варежками! О! Это очень сложно, Фердинанд!..»

Никогда, я уверен, он не согласился бы покинуть землю, не объяснив прежде зрителям в дружеской беседе все детали и принципы аэростатики. Чтобы завладеть вниманием присутствующих, он садился, балансируя, на самый край гондолы в своем необычно украшенном рединготе и панаме, уцепившись рукой за веревки… Он демонстрировал игру клапанов и вентилей, гайдропа и барометров, законы балласта и силы тяготения. Потом, увлеченный предметом, он касался других областей, рассказывая урывками о метеорологии, миражах, ветрах и циклонах… Он касался планет и игры звезд… Он не забывал ничего: Кольцо… Близнецы… Сатурн… Юпитер… Арктур и его очертания… Луна… Бельгофор и его рельефы… Он судил обо всем… О Марсе он мог говорить часами… Он знал его очень хорошо… Это была его любимая планета! Он рассказывал обо всех его каналах, их сечениях и размерах! Флоре! Как будто он сам купался там! Он был на «ты» с планетами! Он имел огромный успех!

Пока он, рассевшись, брызгал слюной, пленяя толпу своим красноречием, я потихоньку делал свои дела… Это был мой небольшой заработок. Я пользовался всеобщим волнением и возбуждением… Вклинивался в толпу и предлагал «Самородок» по дюжине за два су, непроданные учебники с автографом… памятные медали с крошечным воздушным шаром, а для тех, которые казались мне наиболее порочными… которые щупались в толпе… у меня был небольшой набор занятных картиночек, очень пикантных… прозрачных и двигающихся… Редко случалось, чтобы я не продавал все… Немного везения, и постепенно я набирал 25 монет! По тем временам это был а сумма! Как только я все спихивал и собирал урожай, я делал учителю знак… Он перекрывал пар… Закрывал свою говорильню… И снова спускался в корзину… Он привязывал панаму… Крепил свои стержни, развязывал последний шкот и потихоньку отчаливал. Я держал самый последний канат… Это я подавал команду «Отдать концы»… Он дул в свой рожок… «Верный» поднимался в пространство!.. Никогда я не видел, чтобы он летел прямо… Он с самого начала шел вбок. По разным причинам… Он летел как-то наискосок… Раскачивался над крышами… Со множеством заплат он походил на большого разноцветного арлекина… Он резвился в воздухе, ожидая, пока подует настоящий бриз… он мог подниматься лишь на сильном ветру… В таком состоянии, как старая юбка на веревке, он был опасен… Даже самые темные полевые мыши и те это видели… Все смеялись, глядя, как он болтается среди крыш… Но мне было не до смеха!.. Я опасался сокрушающего толчка! Жуткого! Это был бы его последний трюк… Я подавал ему снизу многочисленные знаки… чтобы он сейчас же бросал песок!.. Он же никогда не торопился… Он боялся слишком высоко подниматься… Но этого не стоило так бояться!.. То, на сколько высоко он поднимется, было не так важно, если принять во внимание состояние оболочки!.. Больше всего он опасался, чтобы не рухнуть прямо на деревню… он был на волосок от этого… он мог врезаться в школу… или сесть на водосточную трубу… Приземлиться прямо на Мэрию!.. свалиться в ближайший лесок. Вполне было достаточно высоты в пятьдесят или шестьдесят метров… я рассчитывал только на везение… Это был максимум… Лучше всего для Куртиаля в его плачевном состоянии было бы вообще никогда не подниматься выше второго этажа… Это еще можно было допустить… А потом начиналось настоящее безумие… Хотя бы потому, что его шарабан практически невозможно было до конца надуть… Одним, двумя баллонами больше, и он весь разъехался бы по швам… Он просто взорвался бы, как граната!.. Только пролетев над последней хижиной и миновав последнюю ограду, он выбрасывал песок. Он, наконец, решался и вытряхивал весь запас… Без балласта его слегка подбрасывало… метров на десять… Наступал черед голубей… Он стремительно открывал корзину, и твари вылетали стрелой… В этот момент я должен был подключаться… Это служило сигналом к спуску!.. Должен сказать, что я несся со страшной скоростью… Я должен был разыграть комедию, чтобы расшевелить этих бедняг!.. И они все бросались за шаром… и быстро помогали нам сложить… эту огромную драную оболочку… и отнести все на вокзал… погрузить на лебедку… Но это было еще не все! Лучше всего, как показывал опыт, чтобы не позволить им всем сразу же смыться… и заставить их еще потолкаться с нами и прибежать всей толпой, лучше всего было разыграть катастрофу… Это действовало почти наверняка… Иначе мы оставались в накладе… за работу им пришлось бы платить… А без них!.. Пришлось бы все оставить…

Я испускал дикие вопли! И извивался, как хорек! Я бросался со всех ног прямо через рытвины в направлении предполагаемого падения… Я слышал его рожок… «Пожар!.. Пожар!.. — орал я… — Смотрите! Смотрите! Пламя!.. Сейчас огонь распространится повсюду! Он уже на деревьях!..» Тогда вся орда срывалась с места… Они бежали всей толпой… Вслед за мной! Как только Куртиаль замечал меня со всей этой сворой мужланов, он открывал все клапаны… Он полностью опустошал всю эту рухлядь. Эта штуковина превращалась в кучу лохмотьев. Она падала, безжизненная, опустошенная и смертельно уставшая!.. Куртиаль выскакивал из корзины… Вставал на ноги… Еще раз дул в рожок, чтобы все собрались… И снова начинал речь! Мужики боялись, что от этой штуки загорятся стога… Они толпились вокруг и не давали ему разыгрывать шута… Они складывали все в кучу… Но это были только жалкие остатки!.. Оболочка была настолько изорвана о ветви… Это было печальное зрелище… целые кусты торчали между оболочкой и сеткой… Спасатели, сияющие, удовлетворенные и притопывающие от волнения, усаживали Куртиаля, как героя, на свои могучие плечи… и уносили его с триумфом… Они отправлялись отпраздновать и утолить жажду «к ларьку»! А мне доставалась самая грязная, отвратительная и каторжная работа… Доставать до темноты из оврагов с полей и борозд все наши причиндалы… Собирать такелаж, якоря, блоки, цепи и все разбросанные снасти… колышки в траве за два километра, барометр и анероид… мелкие сафьяновые коробочки и дорогостоящие никели… Я называл это «пикником»!.. Кроме того, я должен был удерживать шутками и обещаниями от всевозможных выходок наиболее нервных мужиков… Более того, я должен был заставить их тащить, причем абсолютно бесплатно, все это барахло, эти семьсот килограммов дряни! Эту оболочку, изорванную в клочья, и остатки жуткого катафалка! И успеть запихнуть в самый последний вагон в момент отправления поезда! Черт побери! Все это было далеко не так просто! Когда же я наконец добирался до Куртиаля, поезд давно уже был в пути, а я находил этого типа на седьмом небе, совершенно невозмутимого, хитрого, хвастливого и продолжавшего что-то объяснять и демонстрировать аудитории. Он подводил итог прошедшему приключению!.. Галантно кланяясь брюнетке напротив, заботясь о дамских ушах… стараясь избегать вольных намеков… Он все же был довольно раскован, остроумен, пьян и играл своей медалью и торсом… Он еще и напился, скотина! Он был в прекрасном настроении! От угощений! От глотка красного вина! У всех в руках были стаканы… Он набивал себе брюхо бутербродами… Он больше ни о чем не беспокоился… Даже не интересовался, как у меня дела!.. У меня же было отвратительное настроение… я ему сейчас все выскажу! Я отобью у него охоту шутить!