Покрашенный дом - Джон Гришэм

Я был рад убраться в сторонку и не мешать. Мексиканцы работали так быстро, что мне казалось, что это будет совершенно бессмысленным, если я сам возьму кисть и стану сбивать их с взятого темпа работы. Кроме того, бесплатный труд был явлением временным. Приближался тот час, когда я останусь заканчивать этот труд в одиночестве.

Мама принесла чай со льдом и печенье, но покраска не остановилась. Те, что вместе со мной сидели в тени под деревом, поели первыми, потом трое из них поменялись местами с малярами.

– У вас хватит краски? - шепотом спросила меня мама.

– Нет, мэм.

И она вернулась на кухню.

Еще до ленча западная стена дома была уже выкрашена, и толстый сверкающий слой краски поблескивал под пробивавшимися по временам лучами солнца. Краски остался всего один галлон. Я повел Мигеля к восточной стене, где Трот месяц назад начат свою работу, и показал не выкрашенную еще полосу наверху, куда я не смог дотянуться. Он рявкнул приказание, и вся команда двинулась к этой стене.

Здесь они применили другой метод работы. Пепе и Луис, самые низкорослые из всех, взгромоздились на плечи Пабло и Роберто, самых мощных и высоких, и принялись красить под самой крышей. Это, конечно же, вызвало непрекращающийся поток комментариев и шуток со стороны остальных.

Когда краска кончилась, было как раз время поесть. Я пожал руки всем им и от души их поблагодарил. Они смеялись и переговаривались, пока шли к амбару. Был полдень, светило солнце, и температура поднималась. Когда я смотрел им вслед, то бросил взгляд и на поле возле амбара. Стоявшая там вода была хорошо видна. И мне показалось странным, что вода может прибывать, когда сияет солнце.

Я повернулся к дому и обозрел проделанную работу. Задняя стена дома и обе боковых выглядели прямо как новенькие. Только фасад оставался некрашеным, но поскольку теперь я был уже ветераном малярного дела, то мог завершить работу и без мексиканцев.

Мама вышла на веранду и позвала меня:

– Ленч, Люк.

Я секунду еще постоял на месте, любуясь достигнутыми результатами, поэтому она подошла поближе и мы осмотрели дом вместе.

– Очень хорошая работа, Люк, - сказала она.

– Спасибо.

– Сколько краски осталось?

– Ничего не осталось. Всю извели.

– А сколько тебе нужно, чтобы выкрасить фасад?

Фасад был не таким длинным, как восточная или западная стены, но там добавлялась дополнительная проблема с верандой, как и на задней стене.

– Думаю, четыре или пять галлонов, - сказал я так, как будто десятки лет занимаюсь покраской домов.

– Я не хочу, чтобы ты тратил свои деньги на краску, - сказала она.

– Но это мои деньги. Вы ж сами говорили, что я могу истратить их на что хочу.

– Это так, только тебе не нужно их тратить на нечто в этом роде.

– Да я вовсе не против. Просто хочу вам помочь.

– А как же твоя куртка?

Я, можно сказать, ночей не спал, беспокоясь насчет этой куртки с эмблемами «Кардиналз», но сейчас это казалось не важным. А кроме того, я подумывал и еще об одном способе получить ее.

– Может, Санта-Клаус подарит мне такую куртку, - сказал я.

– Может быть, - улыбнулась мама. - Ладно, пошли есть.

Как только Паппи закончил молитву, возблагодарив Господа за пищу, но ни словом не обмолвившись ни о погоде, ни об урожае, отец мрачно объявил, что вода из речки начала просачиваться через нашу главную полевую дорогу и поступать на задние сорок акров. Сообщение не вызвало особых комментариев. Мы уже стали бесчувственны к дурным новостям.

* * *

Мексиканцы уже собрались возле грузовика и ждали Паппи. У каждого был небольшой мешок с их вещами, теми же самыми, с которыми они приехали к нам шесть недель назад. Я пожал руку каждому из них и попрощался. Как всегда, я с нетерпением ждал очередной поездки город, даже несмотря на то что нынешняя не относилась к приятным.

– Люк, пойди помоги маме в огороде, - велел отец, когда мексиканцы начали грузиться. Паппи уже заводил мотор.

– Я думал, я тоже в город поеду, - сказал я.

– Не заставляй меня повторять, - строго сказал отец.

Я посмотрел, как они отъезжают, - все девять мексиканцев грустно махали нам, в последний раз оглядывая наш дом и всю ферму. По словам отца, они теперь направлялись на большую ферму к северу от Блайтвилла, в двух часах езды от нас, где поработают еще три-четыре недели - если позволит погода, - а уж потом поедут назад в Мексику. Мама осведомилась, как их будут отправлять домой - опять в прицепе для скота или все-таки автобусом, - но не очень настаивала на точном ответе. Это было вне нашей власти, а кроме того, подобные детали казались гораздо менее важными перед лицом наводнения, заливавшего наши поля.

А вот вопрос запасов провизии был важным: надо было обеспечить себя едой на всю зиму, долгую зиму, что последует за плохим урожаем, когда все, что мы будем есть, будет с нашего огорода. В этом не было ничего необычного, если не считать того, что у нас не будет и лишнего дайма, чтобы купить хоть что-то помимо муки, сахара и кофе. Хороший урожай означал, что у нас останется немного денег, припрятанных под матрасом, несколько банкнот, свернутых рулончиком и засунутых подальше, на которые иногда можно купить что-нибудь роскошное вроде кока-колы, мороженого, соленых крекеров и белого хлеба. Плохой же урожай означал, что если мы чего-то не вырастим сами, то и не будем иметь этого на столе.

По осени мы собирали салатную горчицу, репу и горох, поздно созревающие овощи, которые обычно сажали в мае и июне. Снимали и немного последних помидоров, но очень мало.

Огород менялся с наступлением каждого нового времени года, кроме зимы, когда все отдыхало, набираясь сил перед следующей весной.

Бабка была в кухне, варила красные бобы и консервировала их со всей доступной ей быстротой. Мама была в огороде и дожидалась меня.

– Я в город хотел поехать, - сказал я.

– Извини, Люк. Нам надо поспешить. Если будут еще дожди, овощи начнут гнить. А если вода дойдет до огорода?

– А они купят еще краски?

– Не знаю.

– Я хотел поехать и купить еще краски.

– Может, завтра съездишь. А сейчас надо собрать всю репу.

Юбку она подняла до колен и подоткнула подол.

Она была босиком, ноги по щиколотку в грязи. Я никогда не видел маму такой грязной. Я присел и навалился на репу. И через несколько минут тоже был перемазан с ног до головы.

Два часа я выдергивал и собирал овощи. Потом вымыл их в бадье на задней веранде, и Бабка унесла их на кухню, где стала их отваривать и укладывать в квартовые банки.

На ферме было тихо - ни грома, ни ветра, ни Спруилов на переднем дворе, ни мексиканцев возле амбара. Мы снова были одни, только мы, Чандлеры, остались сражаться с силами природы и напором воды. Я неустанно повторял себе, что когда Рики вернется домой, жить сразу станет лучше, потому что мне будет с кем играть и разговаривать.