Сильверсмит - Л. Дж. Кларен

коленях, пытаясь успокоить дрожащий голос. — Ты говорил, что нет черты, которую ты не переступишь ради меня.

— Значит, я ошибался. Потому что эту… — он покачал головой и указал на пол. — Эту черту я не переступлю.

— Из-за своей жены, — выдохнула я, произнося то, что уже и так знала. — Верно?

Он не ответил, только бессильно покачал головой и провел мозолистыми пальцами по волосам.

Я почувствовала, как кровь отливает от лица. Я так увлеклась, так отчаянно добивалась желаемого, что даже не подумала о том, что, пусть ее уже нет, он все еще мог чувствовать себя предателем.

Отвратительный стыд раскрылся в животе, переплетаясь с виной, которая втягивала меня все глубже.

Гэвин ясно дал понять, чего он хочет меня, но он все еще был мужчиной, потерявшим жену, а я вела себя как дура. Молодая, безрассудная дура, пытавшаяся соблазнить его ради собственного эгоистичного желания.

Даже его признание в любви было защитой — попыткой оттолкнуть меня. Он просто пытался уберечь меня от боли неизбежной потери. Секс и все, что он за собой влечет, были для меня неизведанным. А он все понимал. И должен был защитить себя от вины — от чувства, что он предает ту, кто была до меня.

Его скорбь ясно говорила: она всегда будет с ним — в жизни или в смерти. А я — нет.

— Она исчезла, но ты не можешь отпустить ее, — я отвела взгляд. — Я понимаю. И мне жаль.

— Тебе не за что извиняться.

Он протянул руку, но я отдернула свою и отодвинулась к изголовью.

— Посмотри на меня.

Я отказалась.

— Это моя вина, Элла. Моя, не твоя.

— Я была эгоисткой, — пробормотала я, механически сцепляя пальцы один за одним, пока ладони не сложились вместе. Мои руки. Единственное, на что я могла положиться. Только на них. Мне нужно было вбить это себе в голову раз и навсегда. — Я больше не буду тебя подталкивать. Ты все ясно дал понять, просто я не хотела слушать. Завтра мы отправимся к Пещерам, и на этом все закончится.

Я уставилась на свои пальцы, боясь поднять глаза, боясь рассыпаться на осколки, которые уже не соберу обратно.

Краем глаза я заметила, как его рука двинулась к моему лицу, — и впервые я возненавидела его привычку всегда тянуться ко мне, чтобы вернуть обратно. Наверное, он понял это, потому что остановился на полпути.

— Я хочу спать, — сказала я, позволяя холодному, чужому чувству осесть в костях. — Не думаю, что тебе стоит оставаться здесь этой ночью.

— Элла, — выдохнул он хрипло. — Элла, милая, прошу…

— Я твоя королева! — сорвалось с губ. Слова звучали пусто и обнаженно. Наконец я послушала голос разума и воздвигла ту стену, что должна была стоять между нами с самого начала. — И как твоя королева, я приказываю тебе уйти.

Я втянула дрожащий вдох, когда последняя ниточка желания тянулась к нему — к тому тусклому, едва живому свету, что еще оставался между нами.

Но он вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.

Из горла вырвался жалкий всхлип. Моя новообретенная стена самосохранения треснула и рухнула.

Слезы полились, гася пожар в горле.

Он мог говорить, что любит меня.

Мог смотреть на меня так, будто я самое важное в этом мире.

Мог касаться меня. Мог целовать. Мог, возможно, даже заняться со мной любовью.

Его страстные, захватывающие слова и его всепоглощающее присутствие могли владеть моим сердцем и душой навечно, и все равно… Я никогда не стану для него тем, кем когда-то была она.

Он все еще не любил меня достаточно.

Он все еще не любил меня так, как любил ее.

Люди в этом мире жаждали моей крови, а не сердца в груди. Им не были нужны мои слова, мои мысли, они хотели лишь силы богов, которой я обладала.

Даже Элиас Уинтерсон, мой жених, никогда не узнает меня как Ариэллу — девушку. Я стала его трофеем задолго до того, как стану его женой. Мои желания и нужды всегда будут второстепенны рядом с короной Нириды.

И, как бы я ни надеялась, как бы ни молилась, Гэвин Смит ничем не отличался. Мне не было дано иметь то — или того, — кого я хотела.

А кто я?

Без короны, без силы?

Я не была ничьим первым выбором.

Глупо… с таким грузом на плечах верить в то, что когда-нибудь могла бы им стать.

Он вернулся через три часа.

Когда я услышала, как повернулся замок, то отвернулась от двери, хотя для этого пришлось лечь на раненый бок. Больно, но не так, как болело сердце.

Я не чувствовала онемения уже много недель, но сейчас, лежа в кровати, жаждала его, как спасения.

Ранее я переоделась из платья в темно-зеленый свитер и черные штаны — ночная рубашка казалась слишком откровенной, а мерзнуть я отказывалась. Не хотела иметь даже повод желать, чтобы он лег рядом.

Ветер гремел в ржавых оконных рамах, не давая уснуть, хотя в отражении стекла я видела его достаточно отчетливо, чтобы различить движения.

Он сидел в кресле перед камином, следя за пляской огня, будто загипнотизированный, с застывшим в руке бокалом, к которому так ни разу и не притронулся.

Я лежала без сна и продумывала план на утро.

Скажу ему, что нам нужны две лошади и что мы выдвигаемся прямо к Пещерам.

На каждом привале потребую отдельное место для отдыха. А когда пройдем через Товик, прикажу, чтобы моим сопровождающим стал Даймонд.

Возможно, абсолютный разрыв будет самым безболезненным.

Я как раз вытерла глаза в очередной раз, когда услышала стук в дверь.

Кресло жалобно скрипнуло, когда он поднялся.

Два широких шага — и он рванул дверь с раздраженной резкостью.

— Смит? — из коридора донесся неуверенный мужской голос.

— Феликс? — проворчал Гэвин, выругался и пробормотал что-то невнятное тому, кто стоял по ту сторону двери.

Я пыталась вспомнить, упоминал ли он когда-нибудь Феликса в своих историях, или упоминали ли о нем другие из Пещер, но это имя мне ни о чем не говорило.

Я не села и не повернулась к нему, но он, видимо, понял, что я не сплю, — его шаги приблизились.

— Я буду прямо за дверью. Пожалуйста, останься здесь.

Но через тридцать секунд я все же поднялась и, на цыпочках подойдя к двери, прислушалась.

С замиранием сердца повернула ручку, открыв щель, насколько позволял звук.

Гэвин стоял спиной к комнате.

Он возвышался над Феликсом, но я видела половину его