Короли Альбиона - Джулиан Рэтбоун

С тех пор как войска королевы перешли через Трент, они не знали проблем с провиантом. Река Трент отделяет южную часть острова от северной, а междоусобица постепенно переросла в войну между севером и югом. Миновав эту границу, королева спустила с цепи псов войны, голод, огонь и меч, она поощряла своих людей грабить и убивать, разрушать, поджигать, насиловать. Так они пролагали себе путь вперед, через земли, где Йорк набирал солдат для битвы у Нортгемптона. Однако, экономя таким способом деньги, королева проигрывала во времени: продвижение ее войска замедлилось, поскольку армия то и дело отвлекалась на грабежи; говорят, что многие пехотинцы пытались тащить за собой тяжеловесный груз, например сундуки, инструменты, черепицу.

К тому же настала самая холодная пора года, дни только-только начали удлиняться, и все светлое время дня уходило на то, чтобы добыть себе пищу, развести огонь, приготовить еду, отыскать теплое местечко для ночлега, изнасиловать женщину и убить малышей.

И все же к семнадцатому февраля королева поспела в Сент-Олбанс. Уорик заранее вышел из Лондона ей навстречу, и сражение завязалось прямо на улицах города. Когда королева стала одолевать, Уорик отступил и занял оборонительные рубежи поперек дороги на Лондон, выставив перед собой заслон от кавалерийских атак и пушку, а также отряд из пяти сотен бургундцев, вооруженных огнестрельным оружием и горящими стрелами. Тут пошел снег, и пушки с ружьями, как всегда, подвели тех, кто на них понадеялся. Гораздо успешнее действовали арбалетчики, некоторые из них были вооружены арбалетами такого калибра, что, если выстрелить из него в плотную группу людей, стрела пронзала разом троих или четверых.

Но еще больший ущерб, чем снег, Уорику нанесли изменники. Да, изменники! Одним из первых капитанов в ту пору считался сэр Генри Лавлейс. Он сражался на стороне Йорка, попал в плен при Вейкфилде, но избежал расправы, поклявшись впредь сражаться за королеву. Ночью накануне битвы при Сент-Олбансе он явился в лагерь йоркистов и обещал присоединиться к ним, однако он придерживал свои войска, пока не убедился, что верх берет королева, а тогда вместо того, чтобы прийти на выручку к Уорику, он вновь перебежал на сторону победителя, точно так же, как это сделал лорд Грей при Нортгемптоне, оставив зияющую дыру в рядах Уорика, и в эту брешь тут же устремилось войско королевы. Уорик понял, что битва проиграна, дал сигнал к отступлению и чудом ускользнул, уведя с собой четыре тысячи человек.

Король Генрих, которого Уорик прихватил с собой, чтобы придать вид законности своему делу, остался сидеть под дубом, что-то бормоча, но при виде королевы и своего — или не своего — сына он выразил некоторые признаки радости.

На следующий день головы знатных пленников были выставлены на рыночной площади. Среди казненных были и те два лорда, на которых возлагалась обязанность следить во время битвы за королем. Королева спросила сына:

— Мой милый сын, какой смертью следует умереть этим двум рыцарям?

— Пусть им отрубят голову, — отвечал многообещающий мальчишка и задержался посмотреть на казнь.

Скорее всего, эти рыцари лишились жизни за то, что слишком добросовестно исполняли свой долг. Королева была бы только рада, если б короля изрубили в сражении на куски и она могла бы сделаться регентшей при этом малолетнем чудовище.

Королева расчистила себе путь в Лондон, но тут она внезапно проявила не свойственную ей нерешительность быть может, колебались ее полководцы. В городе не было войска, но все население держало сторону Йорков: слишком долго королева терзала его налогами и всячески издевалась над ним. Лондон мог выдержать осаду, но даже если бы ворота открылись перед войском королевы, торговцы могли причинить бессчетные неприятности, отказавшись снабжать солдат. Пришло известие, что Уорик соединился с Эдди у Абингдона. Мэр послал королеве в Сент-Олбанс обоз с провиантом и деньгами, но горожане перехватили его, и все провизия и золото бесследно исчезло. Королева потратила несколько дней на бесплодные переговоры, а тем временем изголодавшиеся северяне десятками дезертировали из ее армии. В конце концов королева двинулась в Данстейбл, в десяти милях к северо-западу, а оттуда повернула обратно на север.

Йоркисты, выигравшие битву при Мортимер-Кросс и проигравшие сражение при Сент-Олбансе, двадцать седьмого февраля с триумфом вступили в Лондон во главе с Эдди и Уориком.

Мы же хотели как можно скорее вернуться домой, а для этого нужно было найти корабль, который отвез бы нас в Средиземное море, к арабским странам, обратно в цивилизованные места. Мы предпочли этот маршрут возвращению через Францию и Венецию. Князь Харихара, погрузившийся в меланхолию после того, как узнал о смерти брата, не мог побороть в себе отвращения к холодному и влажному климату. Впрочем, нелюбовь к местной погоде разделяли все мы, прелести весны и лета давно миновали и, казалось, уже никогда не возобновятся. Князь тосковал по родной стране и готов был подвергнуться риску погибнуть в море, лишь бы на несколько недель сократить обратный путь.

Припоминаю, как однажды вечером, незадолго до того, как мы добрались до Оксфорда и расстались там с братом Питером, князь заговорил об устройстве нашего мира, и его мысль все время возвращалась к расстоянию между этой страной и его родиной.

— Мы ведь даже не знаем, насколько далеки от нас сейчас Индия и Виджаянагара.

Аниш промолчал, стараясь даже выражением лица не показать, что он опасается за рассудок своего повелителя. Я был не столь сдержан. У меня уже начинались боли в суставах, и терпение мне изменяло.

— Чертовски хорошо знаем, — возразил я, прибегая к хорошо мне знакомому английскому проклятию. — Плюс-минус пятьсот миль.

Однако брат Питер оторвался от тарелки с супом, и глаза его заблистали любопытством.

— Всем известно, что земля круглая, — гнул свое князь. — Земля — шар.

Мы торжественно кивнули. Вот уже две тысячи лет, как Аристотель и его последователи опровергли теорию плоской земли.

— Мы не знаем, каков периметр этой сферы в том месте, где она наиболее расширяется, но мы понимаем, что эта величина будет меньше в зависимости от того, насколько мы удалены от центрального, наиболее широкого пояса.

Аниш явно был озадачен, и Питер, нередко рассуждавший на ту же тему (он следовал кое-каким теориям из зашифрованных рукописей Роджера Бэкона), постарался ему помочь.

— Смотри, — сказал он, подхватывая яблоко. — Если мы находимся вот здесь, — он ткнул в яблоко ногтем, а затем взял нож и начертил маленький крестик, — а Виджаянагара вот тут, — он вывел крестик на другой стороне яблока, — то не важно, восточным путем будете вы добираться в Виджаянагару или западным…

— Но если она здесь, — возразил князь и, отняв у Питера яблоко, сделал третью отметку, чуть левее первой, — то все выбирают неверный путь. Быть может, мы всего в неделе пути от дома, только плыть надо на запад, а не на восток.

В этот момент в нашу беседу вмешался другой посетитель таверны, коротышка с просмоленной бородой, судя по всему, бывалый моряк. Он склонился над нашим столом и схватил яблоко: