Фабрика драконов - Джонатан Мэйберри

— Отто в разговоре — это, видимо, Отто Вирц. По нему что-нибудь нашли?

— Пока нет, — сказал Черч. — Чтец над этим работает. Зато есть кое-что по второму имени, которое назвал мальчик: Сайрус Джекоби. Если речь именно о нем, то это отец близнецов Джекоби.

— Те самые Парис и Геката? Альбиносы, что не вылезают из таблоидов? Ей постоянно в одежде тесно, а его периодически выставляют из ресторанов. Они, кажется, ученые?

— И не просто ученые, а генетики. Суперзвезды в области трансгеники.

— Вот как. А к «Конклаву» или евгенике нити от них не ведут?

— Пока ничего. Да и по Сайрусу Джекоби тоже, кроме нескольких лаконичных ссылок в разных интервью детей-близнецов, что у отца неважно со здоровьем. Чтец отыскал двенадцать Сайрусов Джекоби в Северной Америке и еще тридцать четыре в Европе. Перекрестное сличение займет какое-то время, а пока ни попаданий, ни связей, дающих какой-то намек.

— Что ж, ладно. Разыщем пока нашего юного осведомителя: посмотрим, что он нам скажет.

— Он, похоже, на нашей стороне, — сказала Грейс. — Так что ты уж, Ковбой, с ним полегче.

— Полегче или нет, зависит от того, пойдет ли он навстречу. А то для кого-то Волна вымирания, а кое-кто даже не чешется.

Связь прервалась.

— Волна вымирания, — произнес задумчиво Банни. — Охренеть. Просто уму непостижимо.

— Вот бы только с ним свидеться, — сказал Старший. — А там уж поймаем на мушку.

— Ловлю на слове.

Снова шумнули помехи, и в эфир вышел взволнованный до отчаяния мальчишеский голос:

— Ковбой? Ковбой, вы там живые?

Вот он. Легок на помине.

— Я здесь, Малой. А ты где?

— Я в Доме Воплей.

— Где-где?

— Ну это, в лаборатории выращивания. Красный сектор. Смотрите на пол, идите по красной линии. Она заканчивается как раз снаружи, а там я. Хотел убежать, а меня пытались схватить. Насилу вырвался. Я…

Дальнейшие его слова утонули в грохоте стрельбы и многоголосых воплях. Затем все оборвалось.

Малой! Сигом…

Микрофон мертво молчал.

Впереди по полу тянулись красные линии.

Мы рванули с места.

«Улей».

Воскресенье, 29 августа, 15.55.

Остаток времени на Часах вымирания:

68 часов 5 минут (время местное).

Через очередные двойные двери мы ворвались во внутренний крытый дворик, густо засаженный экзотичными растениями и деревцами в керамических горшках. Но вся эта безмятежная красота — листья, горшки, изразцовый пол — была не менее густо забрызгана кровью. Пол усеян гильзами, всюду валяются тела, странно похожие друг на друга: кряжистые, рыжеволосые, в хлопчатых штанах и майках. Что характерно, ни при одном из трупов нет оружия. Окинув взглядом пространство двора, я обратил внимание, что пули попадали погибшим в спины, как будто их напропалую расстреливали во время бегства.

Дворик запружен был людьми — все теми же, рыжеволосыми. Отчаянно теснясь, они скопом пытались пролезть в распахнутую дверь с табличкой «Барак № 3». Позади неровной цепочкой растянулось с десяток охранников, безжалостно паля безоружным, вопящим беглецам в спины. Один стоял особняком — стриженный под полубокс детина с глумливой ухмылкой. Он удерживал верткого подростка — видимо, это и был наш сигом. Малой, вереща, пинал верзилу по ногам, но того это, похоже, только забавляло.

Мальчишка все же вырвался и что-то выхватил из кармана — кажется, камень размером с яйцо, — которым, подпрыгнув, с воем попытался ударить охранника по черепу. Тот в ответ как ни в чем не бывало осадил забияку на землю, как муравьишку. Все это длилось считаные секунды, пока мы влетали во двор. Каким-то образом, несмотря на стрельбу и вопли, охранники нас услышали и, повернувшись, вскинули оружие.

— Рубим! — рявкнул я.

Проще сказать, чем сделать. С теми рыжими сзади и Малым впереди исход перестрелки был в целом под вопросом, а мы находились как раз под стволами. Пришлось врезаться и с ходу затевать рукопашную.

Банни ринулся сбоку и покатился пушечным ядром, сгребая и сшибая неприятеля, как чучела. Возможно, это спасло всем нам жизнь: сбитые с ног охранники, вскакивая, мешали друг другу. Некоторые выронили оружие. Мы со Старшим за это время успели выстрелами в упор уложить крайних и теперь занялись расстрельщиками вблизи, по отдельности. Старший, рубанув одного из них в челюсть прикладом своей М-4, другому заехал в горло стволом.

Я кинулся к Малому, который в это время опять схватился с верзилой. Один из охранников, подавшись к нам, вскинул к плечу винтовку — шаг разумный, находись я на два-три шага подальше, но я был слишком близко. Схватив ствол, я задрал его к потолку, рукояткой пистолета саданул охранника в кадык и пинком в живот опрокинул его на пол. Но тут махнул прикладом его товарищ и ударом — да таким, что чуть не сломал запястье — вышиб у меня пистолет. Пришлось, крутнувшись, разбить ему колено боковым ударом ноги, а когда тот, ахнув от боли, просел, рубануть другой рукой по горлу.

Тем временем Банни вырвал винтовку у еще одного из палачей и, отшвырнув ее, схватил гада за волосы и, удерживая, смачно угостил двумя быстрыми молодецкими ударами в нос — тук-тук. Тот превратился в податливый мешок с костями, который Банни не замедлил запустить в пару его товарищей. Этим он стремился расстроить их ряды (каковой прием мы, кстати, с ним отрабатывали во время тренировок). С кроликом Банни роднит разве что проворство, а так он силен как бык и много лет занимался дзюдо, поэтому толк в разбалансировке знает. Старший, в свою очередь, — смертоносная гроза на ближней и средней дистанциях, мелькающая ногами и руками с минимальным усилием и максимальной эффективностью. Карате он практиковал с детства, но не на показушных соревнованиях — никаких тебе там тройных тулупов-пируэтов черепашек-ниндзя; исключительно сломанные кости, шары наружу и смятые кадыки.

Один из недругов набросился на меня с армейским ножом. Нож я вежливо забрал и одним движением вернул — точнее, ввернул — обратно, в самое нёбо. Вот так, отдыхай.

От ярости и боли закричал сигом: верзила схватил его за волосы и ткнул кулаком в лицо. Из носа у мальчугана хлынула кровь, колени подогнулись — он бы упал, если бы детина не удерживал в кулачище его темные вихры. Но и в таком положении Малой продолжал размахивать камнем. Молодец пацан, стойкий.

Между мной и верзилой находился еще один охранник. Однако настроение у меня было не танцевальное, так что я, перехватив его удар, просто сломал наглецу руку и, наступив ему на ботинок, въехал коленом в пах, достав аж до самого таза. Наглец упал, пора было взяться за верзилу.

Увидев, что я приближаюсь, тот дернул мальчугана на себя и схватил лапищей за шею, думая использовать его как щит.